Утилизация (СИ)

— Её сразу унесли. Она недоношенная. А у меня давление двести, укол поставили, врач – мужчина меня с кресла на руки поднял и на каталку, я вырубилась. Очнулась уже в коридоре. Вокруг темнота, никого нет, только голоса где-то вдали. Рожениц не осталось, врачи отдыхать ушли.

Вместе со слезами я выплакивала свою боль, раздиравшую меня раньше как тонкую паутину на мелкие части. Словно с мутного стекла слёзы смывали страх, очищали сознание, помогали вздохнуть полной грудью. Ничего не закончилось, жизнь продолжается.

Мне страшно? Да. Но я больше не буду жалеть себя.

**

В холл вошёл Андрей, его как магнитом развернуло в нашу сторону. Кажется, он даже вздрогнул. Моё красное лицо с распухшим носом и зарёванными глазами щелочками испугало его, он на мгновенье замешкался. Лиза обернулась, заметив направление моего взгляда, и расплылась в улыбке. Вот кто воспринимал Андрея, как воистину положительного персонажа. Её доверчивость неприятно царапнула меня где-то на донышке души. Андрей подошёл к нам.

— Какие новости?

Лиза поспешным ответом разорвала наш напряженный зрительный контакт.

— Всё замечательно. Юлину дочку выписывают в среду.

Андрей слегка растерялся. Видимо, он предполагал другую реакцию на хорошие новости.

— А почему ревёшь?

Печка, в которую я подбрасывала дрова, потухла, причина жуткого страха – страха потери исчезла. Но моя маленькая девочка где-то одиноко лежала в кувезе, и чужие тёти в халатах ставили ей уколы, меняли памперсы, пеленали, кормили через трубочку в носу, не брали на руки, когда она плакала, а мне предлагали ждать до среды.

Появление мужчины вновь пустило меня по тому же кругу. Только минуту назад, я сказала, что не буду жалеть себя, но решимость испарилась без следа, будто её и не было.

— Андрей, — слёзы снова хлынули из глаз. — Попроси, чтобы меня пустили к ней. Пожалуйста. Я хочу постоять рядом. Просто несколько минут.

Меня затрясло, я опять жалобно заскулила, наклонилась вперёд, вцепившись пальцами в сиденье.

— Почему… меня не пускают… к дочери…

— Минутку, — Лиза ухватила Андрея под руку, оттащила от меня и принялась что-то тихо объяснять ему.

Со стороны я смотрелась, как истеричка со стажем. В детстве я много плакала, но потом всё прошло. Теперь же я вела себя как ребёнок, который не в состоянии контролировать свои эмоции. Сцена, где я валяюсь на полу, неотвратимо приближалась. Я хотела увидеть дочь…

Андрей, хмуро глянув на меня, направился к медсестре. Отец ребёнка даже не спросил, где дочь, чужого дядю оказалось легче попросить о помощи.

Оттерев слёзы, я вдруг почувствовала проблеск надежды. Лиза, кажется, сообразив, что её вид скорей отпугнёт, чем заставит помочь, вернулась ко мне, чтобы издалека наблюдать за переговорами.

Медсестра с Андреем о чём-то говорили, кажется, она звонила, потом он оглянулся на меня. Что он чувствовал? Жалел, что связался со мной? Стыдился меня?

Я испытала неловкость от его взгляда, вместе с раскаянием начала раскалываться голова. Нос заложило, я дышала ртом, утопая в муках совести и слезах. Надо было порыдать, перетерпеть, и жгучее желание увидеть дочь прошло бы. Столько дней без неё, и ещё плюс три я бы выдержала.

И всё же….Пусть бы упаковали меня как хирурга на операцию до самых бровей в специальный халат, маску, колпак, бахилы, перчатки. Почему через три дня дочери можно будет покинуть стерильный мир, а сейчас мне нельзя войти туда?

Андрей оторвался от стойки, развернулся и пошёл к нам. По его походке, выражению лица я прочитала приговор прежде, чем он озвучил его.

— Юля, если бы ты лежала в отделении, тебя бы пустили. Но сейчас не могут. — Он протянул клочок бумаги с напечатанным текстом. — Звони сюда. Лечащий врач всё расскажет о состоянии ребёнка. Сегодня у неё выходной.

Бедная моя маленькая доченька. Подожди меня ещё три дня, и я обниму тебя. Бедная моя маленькая девочка во мне, обнять и понять тебя могу только я сама. Прежде, чем искать любви в чужих глазах, я прижму тебя к сердцу, покачаю на ручках, прошепчу ласково, пора взрослеть, ведь в твоих руках новая жизнь – твоя маленькая девочка.

Глава 22. Она в моих руках

В среду в десять часов утра, я стояла в холле роддома, чувствуя, как подкашиваются ноги от слабости. Дни, проведённые в уборке, стирке, глажке, поиске комплекта на выписку, покупке детских вещей, памперсов, молочных смесей, плюс ночь без сна, аукнулись болезненным состоянием тела.

В руках я держала два пакета — один с детскими вещами, другой с подарками для медперсонала. Ни одного врача я в глаза не помнила, кому конкретно, и что дарить не знала, поэтому купила жестяную банку печенья, три коробки фирменного птичьего молока, растворимый кофе и большую упаковку пакетированного чая.

Ждать двенадцати часов я не смогла, поэтому явилась гораздо раньше. Оглядев холл, в этот час было немноголюдно, подошла к дежурной медсестре за стойкой, подала свой паспорт.

— Дочь выписывают, мне должны выдать документы.