Утомленные вином

Только потому, что он жил при проклятом царизме. А напиши он подобные строки в тридцать седьмом, то вечером пребывал бы уже в Бутырке.

Да и как было можно при лучшем друге всех поэтов искать «свободы и покоя»?

Ведь жить-то стало уже лучше и веселее!

А Пушкин?

Пора, мой друг пора? Покоя сердце просит…

И чем эти строки оптимистичнее есенинского:

— До свиданья, друг мой, до свиданья?

Тем не менее, никто не говорит о том, что Пушкин искал смерти и именно поэтому вызывал всех подряд на дуэли.

Тогда почему же пора?

Да только потому, что настоящий поэт всегда в разладе. Со всем и всеми. И чем сильнее этот разлад, тем глубже и острее его стихи.

Не может быть довольного поэта, даже если у него роскошный дом, дача и заботливая жена. Поскольку это всего-навсего цена его востребованности. За исключением жены.

Потому что истинный талант есть не только радость, но и тяжкий крест. И чем значительнее художник, тем сильнее он на него давит.

Вспомните метания Толстого?

Уж кто-кто, а Лев Николаевич окончательно запутался в собственной философии.

Но никто не говорил об его умопомешательстве, хотя последние годы его жизни наводят на иные мысли.

А ему-то чего не хватало?

Признание, огромный талант и, что самое главное для художника, экономическая независимость, а, значит, и возможность творить то, что хотелось.

Что касается Есенина, то он жил на самом крутом повороте российской истории и при всем желании не мог избежать разлада.

Да и кто его тогда избежал?

И написанный в 1915 году К. Малевичем «Черный квадрат» как раз и предрекал все самое страшное.

Но Есенин был поэт, и именно поэтому своей «босой душой» воспринимал все намного острее.

Может быть, именно поэтому он, переживая все происходившее с Россией, признавался религиозному писателю В. С. Чернавскому:

— Да если бы я не пил, как бы я смог пережить все, что было?

Пройдет еще несколько лет, и другой великий русский писатель М. А. Шолохов на вопрос Сталина, выпивает ли он, откровенно ответил:

— От такой жизни запьешь!

«Позже Есенин читал, — писал в своей статье „Последний год Есенина“ хорошо знавший его поэт В. Ф. Наседкин:

Гори, звезда моя, не падай,Роняй холодные лучи.

Но настроение этого и другого стихотворения („Листья падают, листья падают“) мне показалось странным.

Я спросил:

— С чего ты запел о смерти?

Есенин ответил, что поэту необходимо чаще думать о смерти и что, только помятуя о ней, поэт может особенно остро чувствовать жизнь».

Но в то же самое время, Есенин не писал стихов, будучи нетрезвым.

— Я ведь пьяный никогда не пишу, — говорил он Р. Березову.

Да и все мемуаристы сходились на том, что в нетрезвом виде Есенин стихи никогда не писал.

Впрочем, причину самоубийства Есенина в алкоголе видели не только близко знавшие его люди, но и такой известный ученый, как знаменитый советский психиатр, профессор Иоганн Галант.

В СССР он приехал из Швейцарии в 1923 году по приглашению А. В. Луначарского.

Именно он первым назвал Есенина «сумасшедшим деградантом».

Но, увы, время пасторальной и патриархальной России безвозвратно прошло, и последний поэт деревни, по собственному признанию просто не понимал, куда его влек «рок событий».

Непонимание порождало отчаянье, а в результате:

Тогда и я, под дикий шум,Но зрело знающий работу,Спустился в корабельный трюм,Чтоб не смотреть людскую рвоту.Тот трюм был — Русским кабаком.И я склонился над стаканом,Чтоб, не страдая ни о ком,Себя сгубить в угаре пьяном.

И губил, да так, что чертям было тошно. И не только, надо заметить, в России.

Уже по дороге в Америку Есенин и Дункан дали пищу «желтой прессе» в Берлине, где устраивали скандалы и драки на глазах у публики.

В Америке Есенин допивался до эпилептических припадков и совершенно не контролировал свои действия. А жена, оправдывая пьяные дебоши мужа, ссылалась на приступы душевного расстройства.

Не лучше было и в Европе.

Так, в одну прекрасную ночь Есенин во время очередного скандала с Айседорой принялся бить окна и зеркала в номере парижской гостиницы «Крийон».

Перепуганные постояльцы решили, что началась война и потребовали от администрации немедленно вывезти их из зоны боевых действий.

Однако та ограничилась «эвакуацией» из гостиницы смертельно пьяных Есенина и Дункан.

Кстати, об Айседоре.

Как мы уже говорили, день она начинала со стакана коньяка и бокала шампанского.

Более того, Дункан в годы своего пребывания в России сама уже был близка к тому, что называется алкоголизмом.

«Специальным гостем была Айседора Дункан, — описывал один из сотрудников Американской администрации помощи Ф. Голдер вечеринку, организованную в Москве в день Благодарения 1921 года, — женщина была либо пьяной, либо сумасшедшей, либо и то, и другое. Она было полуодета, и просила юношей одернуть ее хитон».

Подобные «выступления» Дункан имели место и раньше.