Утонувший в кладезе

– Я найду его, сударыня, обещаю вам!

Мать Клюя вышла, а Свет даже не попытался ее задержать, чтобы задать свои, важные для сыска и ничего не значащие для этой женщины вопросы. Он задал их вернувшейся в комнату служанке.

Он прекрасно знал, что не получит от нее удовлетворительных ответов – их не было да, скорее всего, и не могло быть у оплакивающей любимого хозяина, недалекой, простой словенской бабы, – но продолжал задавать ненавистные ему самому вопросы. Наверное, этим способом он пытался искупить вину, которую почему-то ощущал перед седой, преждевременно состарившейся женщиной, родившей некогда Клюя Колотку. Ибо ему ввек было не искупить вины перед другой женщиной – родившей сорок два лета назад Светозара Смороду.

7. Взгляд в былое: век 76, лето 3, сечень.

О том, что умерла мать, Свет узнал в ясный морозный день. Сообщил о случившемся один из дежурных колдунов министерства.

Работы было выше головы, и потому времени раздумывать над этой смертью не имелось. В общем-то, он уже несколько месяцев не вспоминал о собственных первородителях (в последний раз это было, кажется, еще при Вере-Кристе) и гораздо больше взволновался бы, сообщи ему дежурный колдун о внезапной кончине Кудесника Остромира… Что делать: старорусская посадница Дубрава Смородина давно уже (он даже не помнил – когда) стала для него одной из множества прочих словенских посадниц – коих, как известно, в стране гораздо больше, чем чародеев… Да, время от времени он связывается со Смородами по волшебному зеркалу, но не потому, что ему этого хочется, а потому что так его приучил в школьные лета отец Ходыня. Со временем это превратилось в некий ритуал – ну вроде ежеседмичного служения в храме Семаргла… Словом, день прошел обычным порядком.

Однако ночью домовой дернул Света рассказать о случившемся Забаве.

Что тут началось!..

И вы столь спокойно восприняли смерть родной матери!.. Да вы, Светушко, опосля этого и не сын вовсе. Нешто так можно? Это же не по-человечески! Нешто так относятся к своим родителям?..

Пришлось девицу успокаивать. Вы несправедливы ко мне, сударыня. Мои родители – отец Ходыня с матерью Ясной, и других мне не надобно. Не тот отец, который родил, а тот, который воспитал. Не зря же есть такая народная мудрость!.. И кто вам сказал, что чародеи должны вести себя по-человечески?

Рыдающая Забава ушла, ничего не добившись.

Однако что-то она в Свете затронула. Иначе почему – хоть и после некоторых колебаний (не принято среди чародеев ездить на похороны бывших близких) – он все-таки решил отправиться в Старую Руссу?..

Начальство, правда, отнеслось к просьбе чародея Смороды о кратковременном отпуске без особого восторга, но отпустило. Благо путь недалек и недолог…

И Свет поехал.

Отец встретил сына слезами.

– Большое лихо, сыне, стряслось! Большое лихо…

Все-таки волшебные зеркала, реагируя на колдунов, искажают внешность дюжинных людей. Вот и видишь своего собеседника таким, каким помнишь. А в живую нынешний Владимир Сморода оказался совсем не тот удалец-молодец, коим его помнил Свет. Он согнулся и как-то иссох, венчик седых волос обрамлял гигантскую плешь на макушке, десница, протянутая посадником сыну, мелко-мелко тряслась. Тряслись у посадника и губы…

Слез вообще было много.

Рыдали мамки и няньки, которых Свет совершенно не помнил. С плачем приходили к покойнице соседи – так, во всяком случае, их представляли Свету. Голосили какие-то неизвестные старушки весьма сомнительного вида…

Гроб стоял на столе в трапезной.

Трапезную Свет, к своему удивлению, помнил. Как помнил и собственную комнату. Вид их вызвал в душе чародея странное ощущение нереальности происходящего – по-видимому, заметное со стороны, ибо посадник вдруг вытер слезу и воскликнул:

– Вы все воспомянули, сыне! А мне говорили, для волшебников родной дом и не родной вовсе…

Дубрава тоже оказалась совсем не тем, что Свет помнил и видел в зеркале. Эта исхудавшая старушка с желтым лицом никак не могла быть его мамой. Его мама – живая, красивая и молодая, с громким певучим голосом. «Поработать надо, Светушко, коль хотите кушать хлебушко…» Она – словно мать Ясна в день испытания Додолой. «Мы будем мыться вместе»… «А как же вы писаете?»… Она – словно Забава по ночам. «Люба мой, я ведь нравлюсь вам такою?»…

Нет, эта желтая старуха с закрытыми глазами и отвалившейся челюстью никак не может быть мамой.

Ощущение нереальности жило в нем весь день. И все следующее утро.

Нереальным было то, что Свет доднесь помнил дорогу на погост. Он даже помнил, в каком именно месте расположены семейные усыпальницы Смород. Все-таки правду говорят: отдельные детские впечатления сохраняются в памяти на всю жизнь. Могила деда, к примеру. Старые березы вокруг… Две каменных десницы – черная и белая… И мама, держащая его за руку, – живая, красивая и молодая… Нет, старуха с желтым лицом не может быть его мамой!

Он беспрестанно шептал эту фразу, шагая рядом с посадником за погребальной колесницей.

Играл оркестр. Плакали женщины. Мороз пощипывал нос. Все было нереально.

Ибо это не его мама…