Читаем Утонувший великан полностью

Буквы были только что высечены, от силы день или даже всего несколько часов назад. Я бросил свое занятие, спрыгнул с плиты фундамента и стал изучать ковер пыли, надеясь обнаружить следы ног или машин, остатки лесов или инструментов.

Но чаша пустовала, сияя идеально ровной пыльной поверхностью; лишь от вездехода тянулась цепочка отпечатков, оставленных моими собственными ботинками.

Я ужасно вспотел; да и сторожевой термодатчик на запястье уже подавал сигналы, предупреждая: температура 85°, девяносто минут до полудня. Я переставил его на 110°, кинул последний взгляд на мегалиты и двинулся к вездеходу.

Волны раскаленного воздуха колыхались и мерцали у краев чаши, оранжевое небо воспаленно вздулось. Я торопливо шагал, намереваясь немедленно связаться с Майером. Если он не подтвердит мои слова, на Цересе сочтут подобное сообщение бредом сумасшедшего. Кроме того, я хотел, чтобы он захватил сюда кинокамеру; через полчаса мы могли бы проявить пленку и предъявить как неоспоримое доказательство дюжину фотографий.

А самое главное, мне просто не терпелось разделить с кем-то свое открытие. Частота записей и практически полное отсутствие свободного места — если только не использовались обратные стороны мегалитов, что казалось мне маловероятным, — свидетельствовали о приближении развязки, очевидно, той самой развязки, которую ждал Таллис. Сотни записей были сделаны за время его пребывания на Мураке; наблюдая целыми днями из обсерватории, он, должно быть, видел каждое приземление.

Когда я добрался до вездехода, на рации упорно пульсировал сигнал вызова. Я щелкнул тумблером, и в уши ворвался голос Майера:

— Куэйн? Где ты пропадал, черт побери? Я уже собрался поднимать тревогу!

Он находился в лагере геологов — решил, что у меня сломался вездеход, когда я не явился вовремя, и пошел на поиски.

Через полчаса я усадил его в машину, развернулся, взметая клубы пыли, и на полной скорости помчался назад. Майер всю дорогу допрашивал меня, но я молчал, ведя «крайслер» через озеро параллельно предыдущему следу. Температура поднялась уже выше 95°, пепельные холмы, казалось, надулись от злости.

В голове среди калейдоскопически мелькающих обрывков мыслей выделялась одна: скорее доставить Майера к мегалитам. Лишь когда вездеход пополз вверх по склону плато, я почувствовал первый леденящий укол страха и опасливо покосился на накренившееся небо. Едва мы успеем достигнуть чаши, как придется не меньше часа пережидать — вдвоем в тесной душной кабине, под оглушающий рев двигателя, с бесполезным слепым перископом… Прекрасная мишень.

Со дна котлована рвался к солнцу раскаленный воздух, и вся центральная часть плато мерцала и пульсировала. Я вел машину прямо туда. Майер застыл в своем кресле. В ста метрах от края чаши марево внезапно рассеялось, и стали видны верхушки мегалитов. Не успел я заглушить двигатель, как Майер выскочил из кабины. Крича что-то друг другу и хватаясь за ракетницы, мы побежали сквозь закипающий густой воздух к возвышавшимся в центре чаши мегалитам.

Я, наверное, не удивился бы, если бы нас встречали, но у плит никого не было. Я первым забрался на пятиугольное основание, глотая ртом расплавленное солнце, помог подняться Майеру и поволок его читать надписи, с гордостью показывая свою находку, включая и нетронутую плиту, зарезервированную для Земли.

Майер слушал, отходил в сторону, потрясенно смотрел на мегалиты.

— Куэйн, вот это да!.. — тихо бормотал он. — Может, это храм?

Я ходил за ним следом, вытирая пот с лица и прикрывая глаза от нестерпимого сияния, отражаемого поверхностями плит.

— Ты только погляди, Майер! Они прилетают сюда уже десять тысяч лет! Понимаешь, что это значит?

Майер робко протянул руку и коснулся одного из мегалитов.

— Аргив Лига XXV… Бета Три… — прочитал он. — Выходит, мы не одни? Боже всемогущий! Как, по-твоему, они выглядят?

— Какая разница? Они, наверное, сами создали плато, вырыли котлован и вырезали плиты из камня. Ты представляешь, какие для этого нужны инструменты?

Мы сжались в крошечной тени мегалита. Температура поднялась до 105° — сорок пять минут до полудня.

— Что же это? — спросил Майер. — Их кладбище?

— Вряд ли. Зачем тогда ставить памятник для Земли? Если они смогли выучить наш язык, то уже поняли, что это бессмысленный жест!.. Так или иначе, сложные погребальные обряды — верный признак упадка, а перед нами свидетельство обратного. Я уверен: они надеются, что в будущем и мы примем активное участие в записях.

— Да, но что происходит? Надо мыслить нестандартно… — Маейр, прищурившись, смотрел на мегалиты. — Это может быть все что угодно, от накладной этнологической экспедиции до списка гостей на вселенском званом вечере.

Вдруг Майер, заметив что-то, нахмурился и подбежал к плите, ощупывая ее руками и всматриваясь в зернистый материал.

— Что с тобой? — спросил я.

— Заткнись! — рявкнул он и попытался отковырнуть ногтем несколько крупинок. — Все это чушь, Куэйн, главное — плиты не из камня!

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека журнала «Иностранная литература»

Похожие книги

Лучшее от McSweeney's, том 1
Лучшее от McSweeney's, том 1

«McSweeney's» — ежеквартальный американский литературный альманах, основанный в 1998 г. для публикации альтернативной малой прозы. Поначалу в «McSweeney's» выходили неформатные рассказы, отвергнутые другими изданиями со слишком хорошим вкусом. Однако вскоре из маргинального и малотиражного альманах превратился в престижный и модный, а рассказы, публиковавшиеся в нём, завоевали не одну премию в области литературы. И теперь ведущие писатели США соревнуются друг с другом за честь увидеть свои произведения под его обложкой.В итоговом сборнике «Лучшее от McSweeney's» вы найдете самые яркие, вычурные и удивительные новеллы из первых десяти выпусков альманаха. В книгу вошло 27 рассказов, которые сочинили 27 писателей и перевели 9 переводчиков. Нам и самим любопытно посмотреть, что у них получилось.

Глен Дэвид Голд , Джуди Будниц , Дэвид Фостер Уоллес , К. Квашай-Бойл , Пол Коллинз , Поль ЛаФарг , Рик Муди

Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Рассказ / Современная проза / Эссе / Проза / Магический реализм