Утопленник из Блюгейт-филдс

— Нет, — медленно промолвила Шарлотта. — Болезни у него нет — и это необъяснимо, ведь так? Или же некоторые люди к ней невосприимчивы?

— Дорогая моя девочка! — Тетя Веспасия поправила пенсне, чтобы лучше видеть Шарлотту. — Видит Бог, откуда мне это знать? По всей видимости, это так, ибо в противном случае ею болели бы многие представители высшего света, у которых ее, судя по всему, нет — насколько я могу судить. И все же над этим следует задуматься… Что еще? Пока что у нас есть только слово двух подростков весьма ненадежного возраста — и уличной женщины. Должно быть что-то еще?

— Да… еще есть… мужчина-проститутка, семнадцати лет. — В голосе Шарлотты прозвучала злость в отношении Альби. — Он начал, когда ему было всего тринадцать, — вне всякого сомнения, его к этому принудили. Он показал под присягой, что Джером был его постоянным клиентом. Это стало главным доказательством того, что он… — Она так и не смогла произнести вслух слово «гомосексуалист», и оно повисло в воздухе невысказанным.

Тетя Веспасия с радостью простила ей эту вольность. Ее лицо помрачнело.

— Тринадцать лет, — нахмурившись, повторила она. — Воистину это один из самых гнусных пороков нашего общества — и мы допускаем подобное… Ну а этот юноша — предположительно, у него также есть имя? Он утверждает, что этот несчастный наставник был его клиентом? А что насчет Артура — мальчик также был его клиентом?

— Судя по всему, нет, однако Альби Фробишер вряд ли признался бы в этом, если у него была возможность все скрыть, — резонно заметила Шарлотта. — Артур ведь был убит. Никто не захочет признаваться в том, что был знаком с жертвой убийства, — чтобы не навлекать на себя подозрений.

— Совершенно верно. В высшей степени неприятное дело. Смею предположить, ты рассказала мне все это, поскольку считаешь, что этот наставник, как там его, невиновен?

Теперь, когда дело дошло до главного, увиливать было бесполезно.

— Не знаю, — откровенно призналась Шарлотта. — Но все повернулось так удобно, так аккуратно, что, на мой взгляд, никто даже не потрудился выяснить все обстоятельства. А когда Джерома повесят, будет уже слишком поздно!

Тетя Веспасия печально вздохнула.

— Смею предположить, Томас не может продолжать расследование, поскольку суд формально дал ответ на все вопросы. — Это было замечание, а не просьба поделиться информацией. — Какие альтернативные решения ты можешь предложить? То, что у этого несчастного ребенка Артура были и другие возлюбленные — и он организовал свой собственный небольшой бизнес? — Она изящно скривила вниз уголки губ. — Можно предположить, подобное предприятие изобилует всевозможными рисками. Перво-наперво напрашивается вопрос, где он находил для себя клиентов — или же у него был партнер, сводник, который занимался этим? Какие деньги были тут замешаны и что с ними сталось? Быть может, в конце концов, в корне всего все-таки лежат деньги, по каким бы то ни было причинам? Да, я вижу, что осталось множество невыясненных вопросов, и все они будут крайне неприятны для причастных к трагедии семей. Эмили сказала, что ты — беда в плане светских приличий. Боюсь, она была к тебе чересчур великодушна — ты самая настоящая катастрофа! С чего ты хочешь начать?

На самом деле они начали с необычайно официального визита к Калланте Суинфорд, поскольку она была единственной, имеющей отношение к делу, с кем тетя Веспасия была лично знакома. И даже так пришлось изрядно поломать голову, чтобы состряпать подходящий предлог. В том числе состоялись два разговора по этому чудесному новому прибору телефону, которым тетя Веспасия пользовалась с превеликим удовольствием.

Все трое отправились в экипаже пожилой дамы, сразу же после обеда, когда светские приличия позволяли ходить в гости. Они вручили визитные карточки горничной, на которую произвело впечатление присутствие не одной, а сразу двух титулованных особ. Горничная практически сразу же проводила гостий в дом.

Гостиная была не просто милой — она была изящной и в то же время уютной, что, к несчастью, являлось большой редкостью. За решеткой в камине весело потрескивал огонь, даря ощущение тепла и жизни. Лес фамильных портретов на стенах был гораздо реже обычного, а непременные охотничьи трофеи и засушенные цветы под стеклом отсутствовали начисто.

Сама Калланта Суинфорд также оказалась приятной неожиданностью, по крайней мере для Шарлотты. Она ожидала увидеть дородную, самодовольную даму, возможно, кичащуюся своим здравым смыслом. Вместо этого Калланта оказалась стройной, с белой кожей, усыпанной веснушками, которые она, несомненно, в молодости отчаянно старалась вывести или хотя бы скрыть. Теперь она не обращала на них внимания, и они выгодно подчеркивали ее рыжевато-каштановые волосы. Красивой ее назвать было нельзя: для этого нос был слишком высоким и длинным, а рот — чересчур большим. Но она определенно была привлекательной и, больше того, обладала неповторимостью.