Утопленница

Она оглянулась через плечо на другую женщину и маленькую девочку, терпеливо ожидавших её на стоянке возле красной машины. Затем повернулась ко мне. Когда Абалин снова заговорила, вид у неё был не менее взволнованный и смущённый, чем у меня.

– Ах да. Это Марго и её племянница Хлоя. Мы ведём Хлою в музей. Она никогда там прежде не была.

– Ты же не любишь музеи, – хмыкнула я.

– Ну, это для Хлои, а не для меня.

– Марго – твоя новая девушка? – спросила я, понимая, что не должна этого делать, но не в силах удержаться.

– Да, Имп, – ответила Абалин, и лёгкая улыбка тронула уголки её рта. – Марго – моя девушка.

Последовало несколько секунд неловкой тишины, которые, вероятно, длились дольше, чем мне тогда показалось, а потом я произнесла… нет, выпалила:

– Я всё записала.

Она уставилась на меня, всё ещё немного хмурясь, и спросила:

– Что записала?

Страстно желая вернуть свои слова назад и оказаться в комнате отдыха на работе или во дворе своего дома, вместо того чтобы стоять на тротуаре под пристальным взглядом Абалин, я принялась объяснять:

– Ну, знаешь, всё случившееся. То, что произошло перед тем, как ты от меня ушла. Историю с рекой и обеими Евами. Пока что я добралась только до попытки утопиться в ванне и сомневаюсь, что буду продолжать дальше. Я изложила на бумаге июльскую версию этой истории и не думаю, что нужно браться за ноябрьскую.

Слова сыпались из моего рта, словно у больной синдромом Туретта[70], и я ничего не могла с собой поделать. Она озабоченно оглянулась через плечо на Марго и Хлою, а затем снова повернулась ко мне.

– Обе Евы?

– Да, – кивнула я. – Их было две, в июле и в ноябре.

На этот раз неловкое молчание длилось дольше, чем в первый раз, и в конце концов она попыталась выдавить из себя улыбку, но получилось не очень.

– Я не понимаю, что ты имеешь в виду, Имп. Существовала только одна Ева Кэннинг. А потом я ушла. – Она остановилась и, прищурившись, взглянула на солнце. Я подумала, что она собирается спросить меня, не пропустила ли я приём своих лекарств. Выражение её лица прямо говорило об этом. Внезапно у меня возникло неприятное, ноющее ощущение в животе.

– Первый раз это было в июле, а потом в ноябре, – произнесла я ей, но это прозвучало путано и несколько натянуто, хотя мне всего лишь хотелось казаться уверенной и слегка загадочной. – Был момент, когда ты ушла первый раз, верно? А потом…

– Прости, Имп, – перебила меня Абалин. – Рада была снова тебя увидеть. Мне нужно идти, правда.

– Почему ты ведёшь себя так, будто не понимаешь, о чём я?

– Потому что я действительно не понимаю. Но это нормально. Не важно. В любом случае мне пора идти.

– Я скучаю по тебе, – тоскливо произнесла я. Не нужно было этого делать, но я не удержалась.

– Как-нибудь потом поговорим, – пообещала она, но я поняла, что это всего лишь отговорка. – Береги себя, хорошо?

Потом она исчезла. Я стояла на тротуаре, наблюдая, как она, женщина по имени Марго и маленькая девочка по имени Хлоя входят в детский музей.

Существовала только одна Ева Кэннинг.

Одна-единственная.

Всю дорогу до магазина, остаток дня и большую часть прошлой ночи я пыталась злиться, притворяясь, что неожиданная встреча со мной вызвала у неё смущение и гнев. Либо представляла, что наша встреча оказалась злым розыгрышем. Возможно, Абалин не хотела надо мной шутить, но вышло то, что вышло. Филипп Джордж Салтоншталль не хотел выпускать в мир призраков, нарисовав свою картину, как и Сейчо Мацумото, когда опубликовал «Курои Дзюкай», превратив обычный лес в место, куда стали уходить люди, чтобы свести счёты с жизнью. Будь у меня номер телефона Абалин, я бы позвонила ей прошлой ночью. Я могла бы позвонить и потребовать, чтобы она принесла извинения и объяснилась, объяснив ей, что чувствую себя так, словно она надо мной посмеялась. Я то стояла у стационарного телефона на кухне, то сидела на диване, сжимая в руке сотовый. Наверное, можно было бы найти её номер, если попытаться, но я этого так и не сделала. Потом меня посетила мысль написать ей по электронной почте, поскольку она-то должна была остаться прежней, но и от этой идеи я в итоге отказалась.

Абалин раньше никогда меня не разыгрывала. Зачем ей делать это сейчас, пускай она и стыдится со мной общаться, когда её новая девушка стоит неподалёку и может услышать, о чём мы беседуем? Не важно, насколько легче было бы, если бы Абалин солгала, но мне не кажется, что она была со мной неискренна. А это, в свою очередь, означает, что она, возможно, просто была сбита с толку и запуталась в воспоминаниях, какой бы нелепостью это ни казалось. Что она забыла месяцы нашей совместной жизни и кучу разных жутких вещей. Если она уверена, что существовала лишь одна Ева, не важно, первая или вторая, это означает, что она умудрилась выбросить из памяти те ужасные события, которые просто невозможно забыть.