Утраченные смыслы сакральных текстов. Библия, Коран, Веды, Пураны, Талмуд, Каббала

Эта история глубоко укоренена в иудеохристианском сознании, и для нас, быть может, удивительно будет узнать, что она восходит к преданиям Премудрости Междуречья, воплощающим нравственные идеалы правившей аристократии[17]. Цивилизация впервые возникла в Шумере, на территории нынешнего Ирака, около 3500 г. до н. э. Шумеры первыми начали использовать избыток сельскохозяйственных продуктов, выращенных на плодородной равнине между реками Тигр и Евфрат, для формирования привилегированного правящего класса. Около 3000 г. до н. э. в Междуречье стояла уже дюжина городов, и каждый кормили крестьяне, живущие в окрестностях. Шумерские аристократы и их обслуга – чиновники, воины, писцы, купцы и слуги – присваивали от половины до двух третей урожая, производимого закрепощенными крестьянами[18]

. О жизни тогдашних бедняков до нас дошли фрагментарные известия: «Бедному лучше умереть, чем жить», – жалуется кто-то из них[19]. Именно в Шумере была изобретена система структурного неравенства, господствовавшая с тех пор во всех государствах вплоть до Нового времени, когда сельское хозяйство утратило роль экономической основы цивилизации[20]

.

Однако Адам и Ева жили до начала времен – до того, как земля произвела тернии и волчцы и людям пришлось в поте лица своего выбивать хлеб свой из несговорчивой почвы. Жизнь в Эдеме была идиллией, пока Ева не встретилась со змеем, к которому применен эпитет арум — самый «тонкий», «хитрый», «мудрый» из зверей полевых. «Подлинно ли сказал Бог: не ешьте ни от какого дерева в раю?» – спросил змей у Евы. Та ответила, что им запрещено под страхом немедленной смерти лишь древо познания. Предсказание «хитрого» змея о том, что случится с Адамом и Евой, если они вкусят запретный плод, выдержано в стиле и выражениях шумерской Премудрости: «Нет, не умрете; но знает Бог, что в день, в который вы вкусите их, откроются глаза ваши, и вы будете как боги, знающие добро и зло». Разумеется, Ева поддалась: ей хотелось превзойти свою человеческую природу и стать богоподобной. И в самом деле, вкусив запретный плод, пара вовсе не умерла немедленно, как грозил Яхве. Вместо этого, как и обещал змей, «открылись глаза их»[21]

– слова, напоминающие нам воззвание месопотамского ученика к учителю:

Учитель-бог, [образующий] человечность, ты бог мой!

Ты открыл мне глаза, словно щенку;

Ты придал мне человеческий облик![22]

Для этого ученика «божественно» не что-то «сверхъестественное»: богом делает человека воспитание его нецивилизованной и, следовательно, недочеловеческой природы. Однако, познав добро и зло, Адам и Ева устыдились своей грубой, нагой человечности, так что «сделал Бог Яхве Адаму и жене его одежды кожаные и одел их»[23] – инверсия эпизода из месопотамского «Эпоса о Гильгамеше», где Энкиду, первобытный человек, становится вполне человеком, лишь надев одеяния, которых требует цивилизованная жизнь.

Библейский автор использует месопотамские мотивы по-своему, быть может, иронически их переиначивая; однако само их появление на первых страницах Библии ясно показывает, что это писание не упало с неба – это человеческий артефакт, укорененный в тогдашней культуре, общей у «избранного народа» с соседними народами, не благословленными божественным откровением. Эта загадочная история показывает нам и то, что писание не всегда предлагает ясные и однозначные учения; порой оно оставляет нас в недоумении и в раздумьях. В первой главе Библии Бог не раз повторяет, что все созданное им «хорошо»; однако нам специально поясняют, что змей, убедивший Еву ослушаться Бога – тоже часть Божьего творения[24]. Выходит, возможность беззакония и мятежа лежит у самых корней бытия – и тоже в каком-то смысле «хороша»? А почему Яхве так свободно обращается с фактами – зачем сказал Адаму, что он умрет в тот самый день, когда съест запретный плод? На эти вопросы библейский автор не отвечает; и далее мы увидим, что иудеи и христиане истолковывают эту загадочную историю на удивление по-разному.