Утраченные звезды

Получилось так, что Татьяна Куликова, дочь потомственных земледельцев, после школы выбрала для себя машиностроительный институт, а за ним и заводской труд, и городской образ жизни. Мать Надежда Савельевна была против выбора дочери, но настойчивость Тани и поддержка отца заставили и мать смириться. А когда Таня стала работать инженером-конструктором на большом заводе, а затем хорошо решилась ее женская судьба. Надежда Савельевна согласилась с тем, что у дочери жизнь сложилась счастливо, и сердце ее успокоилось.

И действительно, у Тани все превосходно складывалось: хорошая работа с достаточным заработком, у мужа тоже работа привлекательная и заработок большой, хорошая квартира получена бесплатно, дети здоровы и жизнерадостные, и сами здоровы и веселы, словом, во всем жить было интересно. Дом, в котором жили Золотаревы, строился заводом, их завод вообще много строил жилья для рабочих, инженеров и их детей. Новоселья справлялись каждый год, как по заказу, люди вселялись в квартиры, не думая, сколько это им будет стоить — бесплатно, и квартплата была почти незаметная и вносилась как бы мимоходом. Жизнь шла, как тихая светлая река, так что не думалось о том, что может быть по-иному.

Их, Золотаревых, Петра Агеевича, его жену и трехлетнюю дочь Катю, переселили в трехкомнатную квартиру из семейного общежития. В тот раз из общежития переезжало много молодых семей, целой колонной машин и за заводской счет. Вот было радости! А радость, если она большая, помнится всю жизнь, а когда она еще и общая и достается многим людям, а в те годы она, общая радость, была привычным образом жизни, такая радость была от души, от общей судьбы и от общего счастья. Эта радость была открытая, потому что была общая, не то, что нынешняя, краденная, которую надо скрывать от других, оценивать ее в долларах и прятаться с нею по ночам за железной дверью.

Теперь, когда насильственные реформы круто изменили жизнь от социализма к капитализму, Золотаревы, вспоминая прошлое, дореформенное время, удивлялись, что не умели ценить все хорошее, оттого, видно, что все было тогда естественным, все ладилось в жизни всех людей, жизнь была такой, какой должна была быть вообще. Работа на заводе стала для них главным делом, непреложным правилом и условием жизни. А почет в этой жизни признавался только трудовой, и славу получал только мастер, это был закон жизни.

Другая святая обязанность — иметь детей и вырастить их себе на смену — не вставала какой-то проблемой. Заботу о детях вместе с родителями разделяло общество: под опекой воспитателей, учителей, медработников — ясли, детсад, школа, пионерский лагерь, семейный профилакторий — все без хлопот, без мысли о деньгах.

Сын Саша родился в новом доме, отец внес его в квартиру с каким-то волнующим, радостным торжеством. Супруги мечтали о детях во множественном числе, так как жили при физическом и моральном здоровье, и дети только дополняли счастье жизни. Да и как-то более ярко окрашивалось великое родительское и человеческое предназначение, над которым, однако, не задумывались и не искали ему объяснения. В этом смысле жизнь их шла простым, естественным порядком, а общественный образ жизни создавал им условия для исполнения самых наизначительнейших человеческих обязанностей.

Саша только что начал ходить в школу, как над его судьбой грянули капиталистические реформы, и первое, что они сделали — наложили запрет на его желание иметь младшего братика. Это желание они убили у родителей. Золотаревы, не сговариваясь, в полном единодушии вдруг перестали мечтать и говорить о рождении детей. Убить в людях мечту и желание рожать детей, — наверное, самая бесчеловечная бесчеловечность, которую принесли реформы российской капитализации на самое большое в мире предполярное поле.

И еще, свержение советского общества растоптало и растерло в пыль все то великое, достойное и высоко нравственное, чего достиг человек в борении сам с собою — желание и стремление одарить другого добром и радостью. Зато буржуазная реформация поставила перед бывшим советским человеком иную проблему жизни: в условиях, когда тебя забросило общество и отторгло государство, научиться самому вертеться, что по существу означает за счет других нажить себе материальное благополучие. В этом случае надо стать совершенно иным, чем был в советское время, совершенно новым человеком, сподобившимся для другого мира.

Но ни Татьяна, ни Петр не умели вертеться в корыстных целях за счет других, для них это означало поступать вопреки своей совести. Врожденная ли, воспитанная ли совесть их не позволяла им строить свою жизнь, создавать свое благополучие, тем более накапливать личное богатство за счет других. Их натуры были настроены на то, чтобы жить только своим, только честным трудом, а не чужим и нечестным трудом.