Читаем Утраченные звезды полностью

Но Петра опередили. К краснощекому злопыхателю повернулась широкоскулая, веснущатая женщина с яростно пылающими глазами и с тем решительным выражением, каким обычно отличаются натерпевшиеся горя женщины.

— А зачем мне надо было тогда митинговать? Что, у меня работы не было? Зарплату мне не выплачивали? В больницу меня без десятков тысяч не пускали? Или детсад перед моими детьми закрывали? Не морочь людям голову, не пудри нам, рабочим, мозги, хватит со своего демократического одеяла пыль нам в глаза трясти, продрали мы уже свои глаза от ваших ядовитых плевков в наше советское прошлое, — отчаянно наступала женщина на краснощекого, и он под ее напором отступал задом, стараясь спрятаться за чужие спины, но от него отклонялись, и он оставался открытым в образующейся пустоте.

К нему протиснулся пожилой мужчина в светлом костюме и в светлых, должно, от прежних времен туфлях, с отложенным наверх воротом голубоватой рубашки. У него было бледное худое лицо человека, редко бывающего на солнце, с аккуратно подстриженной клинышком седеющей бородкой, голову венчала роскошная, но уже посыпанная мучнистостью седины шевелюра, коротко подрезанные усы открывали его рот с полными красными губами, они ярко выделялись между усами и бородкой и казались подкрашенными. И весь он выглядел парадно праздничным, и веселые карие глаза его светились добротой, зовущей к празднику. Он взял отступающего демократа за руку и заговорил мягким, хорошо поставленным голосом:

— Милейший, позвольте вам заметить, если вы митинги понимаете как проявление признаков демократии с повеления властей, то вы весьма и весьма ошибаетесь.

Краснощекий мужчина испуганно отшатнулся от интеллигентного обращения к нему:

— Нет, любезнейший, то, что вы называете демократией — это пародия на демократию, — внушительным спокойным тоном продолжал пожилой человек, подняв указательный палец. — Во-первых, в вашем провозглашении демократии присутствует такой элемент как разрешение, а это уже не демократия, а запрет митинга, коль на него требуется разрешение властей. То есть без высочайшего позволения ни шагу в сторону для народного волеизъявления, начиная с рабочего собрания на заводе. Во-вторых, сегодня — законом установленный первомайский праздник, посвященный пролетарской солидарности, стало быть, на этот праздник трудящиеся имеют право не от вашей демократии, а — единственное, что как-то сумели отстоять перед властью, и потому вольны проводить праздник по своему разумению, а не по высочайшему разрешению. Вы согласны с этим? Впрочем, если вы и не согласны, это не имеет значения. Сегодня часть горожан захотела празднование Первомая отметить митингом.

Их окружали люди плотным кольцом, и пожилой человек отпустил руку своего оппонента в знак того, что тот уже потерял для него интерес.

Наверно, этот интеллигентный человек из какого-нибудь института, возможно, профессор — подумала Татьяна. Повспоминала профессоров, у которых училась, но такого не помнит, по всей видимости, этот из другого института. Петр внимательно прислушивался к профессору. А тот продолжал, обращаясь ко всем слушателям:

— Если говорить о прошлых, советских демонстрациях по случаям праздников, то они проводились отнюдь не по принуждению, а в силу традиций. Люди веселятся, поют, и пляшут не по чужому желанию, а по внутреннему побуждению и всеобщему вдохновению. А потом, демонстрации — это призыв духа коллективизма к единению, к всеобщей дружбе, к человеческому братству, и надо понимать, что призыв, откуда бы он ни исходил, — не принуждение. — Он оглянулся вокруг и встретил признательные взгляды. Послышались возгласы с одобрением прошлых демонстраций. Он продолжал, завладев вниманием: не часто рабочим выпадало слушать профессоров, тем более вот так просто в тесном рабочем кругу:

— Митинги собирают людей или на торжественные акции или для коллективного выражения людского недовольства. А так как наши митинги именно и выражают массовое негодование действиями властей, то последние, то есть власти, и запрещают их проведение, боясь, что митинги могут перерасти в демонстрации или в какие-нибудь акции неповиновения властям.

— А пусть бы власти сами приходили на наши митинги, — сказал Петр, стоявший рядом с профессором. Татьяна тотчас подумала, что муж с активностью воспринимает обсуждение сегодняшнего события, и порадовалась за Петра, и за себя порадовалась, что стоит рядом с ним, и что они вместе одинаково переживают первомайское участие в митинге.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Камея из Ватикана
Камея из Ватикана

Когда в одночасье вся жизнь переменилась: закрылись университеты, не идут спектакли, дети теперь учатся на удаленке и из Москвы разъезжаются те, кому есть куда ехать, Тонечка – деловая, бодрая и жизнерадостная сценаристка, и ее приемный сын Родион – страшный разгильдяй и недотепа, но еще и художник, оказываются вдвоем в милом городе Дождеве. Однажды утром этот новый, еще не до конца обжитый, странный мир переворачивается – погибает соседка, пожилая особа, которую все за глаза звали «старой княгиней». И еще из Москвы приезжает Саша Шумакова – теперь новая подруга Тонечки. От чего умерла «старая княгиня»? От сердечного приступа? Не похоже, слишком много деталей указывает на то, что она умирать вовсе не собиралась… И почему на подруг и священника какие-то негодяи нападают прямо в храме?! Местная полиция, впрочем, Тонечкины подозрения только высмеивает. Может, и правда она, знаменитая киносценаристка, зря все напридумывала? Тонечка и Саша разгадают загадки, а Саша еще и ответит себе на сокровенный вопрос… и обретет любовь! Ведь жизнь продолжается.

Татьяна Витальевна Устинова

Детективы / Прочие Детективы
100 великих кораблей
100 великих кораблей

«В мире есть три прекрасных зрелища: скачущая лошадь, танцующая женщина и корабль, идущий под всеми парусами», – говорил Оноре де Бальзак. «Судно – единственное человеческое творение, которое удостаивается чести получить при рождении имя собственное. Кому присваивается имя собственное в этом мире? Только тому, кто имеет собственную историю жизни, то есть существу с судьбой, имеющему характер, отличающемуся ото всего другого сущего», – заметил моряк-писатель В.В. Конецкий.Неспроста с древнейших времен и до наших дней с постройкой, наименованием и эксплуатацией кораблей и судов связано много суеверий, религиозных обрядов и традиций. Да и само плавание издавна почиталось как искусство…В очередной книге серии рассказывается о самых прославленных кораблях в истории человечества.

Андрей Николаевич Золотарев , Борис Владимирович Соломонов , Никита Анатольевич Кузнецов

Детективы / Военное дело / Военная история / История / Спецслужбы / Cпецслужбы