Утраченные звезды

Увлекаясь домашней работой, Татьяна порой даже принималась в полголоса напевать, а между пением оглядывалась вокруг и все повторяла слова: И кто его знает, чего он моргает, чего он моргает, на что намекает, так она обращалась к предмету, за какой принималась с чисткой, а в уме держала и мужа, как будто он ходил за нею по пятам или стоял за спиной.

Петр и впрямь порадовал жену тем, что заметил некоторое обновление в квартире: по-другому расставлены стулья, чуть передвинуты столы, обновлены покрывала и даже букетики луговых цветов в вазочках на столе и на комоде появились, и где только она их нашла? И, кажется, духи сирень в воздухе пахли.

В субботу пораньше, когда солнце еще не успело слизнуть росу с листьев, они поехали за город на свой садовый участок. Участок был хорошо освоен и примерно содержался, и вполне мог носить название дачный: был распланирован, под посев картофеля, огородных культур, и яблони уже третий год дают цвет и плодовую завязь. Нынче созреют десятков пять яблок на молодых деревцах, а груша еще тужится, зато кусты смородины и крыжовника уже в полной силе и две вишенки раздобрели.

Но главное, что участку придает дачный вид, так это домик с мансардой и верандой, все, как в настоящей даче, только в уменьшенном размере. А виноград уже оплетает беседку и, несколькими побегами взодрался наверх. И если бы жизнь шла попорядочному, по-человечески, то по-человечески можно было бы, поработавши, и отдохнуть по-дачному, с чувством удовольствия. А под осень, сидя в беседке солнечным днем, хорошо отщипнуть созревшую виноградинку, медленно положить ее в рот, с наслаждением высосать, а косточки выплюнуть. Да и домик, сложенный и отделанный собственными руками получше, чем у соседей наемными руками, поначалу воспринимался как предмет гордости, а рукам слесаря высшего разряда, и рукам токаря, и рукам фрезеровщика тоже высшего разряда не надо было брать уроки строителя.

А теперь, под бременем реформ, которое, казалось, витает в самом воздухе, и домик воспринимается как простой приют на нищенский выходной или на вечер после работы с землей. И все порядочное, и все красивое человеческое отшатнулось куда-то в сторону, и былые радости, и былое удовольствие вырастить растеньице, или деревце, или кустик тоже ушли в сторону. Все вдруг превратилось в тяжелую нужду вырастить что-то, чтобы иметь при позорных недостатках, которые, казалось, кем-то насланы для человеческого унижения и угнетения. Вместе с тем, что реформы отобрали у трудовых людей достаток, они еще отобрали естественную радость жизни и наслаждение: удовольствием труда.

Петр, кажется, всего этого еще не прочувствовал до конца. А Татьяна, как женщина и как хозяйка в доме, уже все чувствовала и до простого обнаженно поняла, и только оберегала и мужа и детей от того, как болело ее сердце, когда сталкивалась каждый день с непомерными ценами в магазинах и на рынке…

Они доехали на дачу за полчаса, на машине это просто, если не думать о расходах на бензин. Соседей еще не видно было, и они сразу же принялись за прополку, но полоть, считай, и нечего было, Татьяна не запускала грядки, посвящала им выходные, а иногда и вечера после работы на заводе, да и дочь Катя хорошо помогала. Все у них было так, как у матери Татьяны в деревне.

Петр посмотрел на чистые грядки и на картофельную полоску и вдруг предложил Татьяне, пользуясь отпуском, поехать на несколько дней в деревню к родителям отдохнуть. Не от заводской работы, а от тягот вдруг навалившейся безработицы отдохнуть. Наверняка, родителей и брата порадуют, и детей повидают, чтобы они не затосковали.

— Я не против была бы, но как тебя одного оставлять…

— Зачем оставлять? — весело воскликнул Петр. — Мы поедем вместе! Поедем отдохнем душой под родительской крышей да и от дурнопьяна жизни отвлечешься.