Утраченный дневник Гете

Конечно, Копылова крайне нуждалась в приобретении этой примыкающей к салону квартиры. Тогда в ее распоряжении оказался бы практически весь первый этаж. Однако Аргуновская, как подтверждают сотрудники и сама хозяйка, не соглашалась продать.

Полуэктов лично разговаривал с сотрудницами салона и с его хозяйкой – Викторией Сергеевной Копыловой, пока лейтенант Демочкин обходил жильцов подъезда. Дама она еще молодая (на вид двадцать восемь – тридцать, а по паспорту, Полуэктов усмехнулся, сорок два), красивая (майор вспомнил светло-рыжие волосы, пышную прическу, ухоженное лицо, зеленое платье и вздохнул). Да… Стерва, конечно. Видел он таких. Она могла кого-нибудь прислать. Сама делать ничего не стала бы, а вот нанять кого-то могла запросто. Конечно, работал с Аргуновской непрофессионал – это очевидно. Но как раз Копылова вряд ли вышла бы на профессионала. Договорилась с каким-нибудь подонком, мало ли их…

Полуэктов задумался, ручка почти прорвала бумагу по синей черте вокруг квадратика «Копылова». Однако улик тоже нет.

Третий квадратик – наследница. Татьяна Лукина, двадцать семь лет, учительница русского языка и литературы. Ну, эту, пожалуй, можно и вычеркивать, эту майор так, для порядка приписал. Во-первых, она о наследстве узнала только вчера, от него лично. Во-вторых, убить-то наследник может, чтобы ускорить получение наследства, но вот пытать ему абсолютно незачем. Для чего же тогда пакет?

Все упирается в этот проклятый пакет. И зачем перерыли все в квартире, что искали? Вновь погрузившись в размышления, Полуэктов машинально начал рисовать внизу листка с фамилиями большой трехлепестковый цветок.

Можно было бы предположить и самоубийство… А что: одинокая больная старуха, находясь в депрессии после тяжелого приступа с язвенным кровотечением и последовавшего за ним длительного больничного лечения, решает свести счеты с жизнью. Вот только способ странный. Никто не поверит, что старуха сама удушила себя с помощью пакета. Майор опять задумался.

Глава пятая

Поминки

Хоронили Аргуновскую поздно, на шестой день. Не только экспертиза задержала. Таня хотела непременно исполнить волю умершей – быть похороненной на старом кладбище. Новых захоронений там не делали, допускалось захоронение к родственникам. У Сони родственников не имелось, однако на старом кладбище лежали ее близкие друзья – она ухаживала за их могилами. Пару раз Таня ходила с ней туда цветы сажать, тогда-то Софья Дмитриевна и рассказала самой близкой ученице, почему так дороги ей эти могилы. Обронила и фразу: «Когда-нибудь я тоже здесь буду лежать – вот и местечко осталось, как специально!» Поэтому сейчас Таня упорно добивалась захоронения на этом престижном кладбище. В конце концов разрешение получили. Помогло то, что Софья Дмитриевна была заслуженной учительницей и что за могилами ухаживала несколько десятилетий. Родственников у умерших Сониных друзей тоже не было, она одна и ухаживала. За узорчатой железной оградкой действительно оставалось немного места – как раз для Сони. Павел накануне похорон подправил оградку, привез с другого кладбища могильщиков…

Народу было много. Пришли учителя, с которыми Аргуновская в разное время работала, еще больше было учеников разных лет: старых, молодых. Подруг другого рода, с кем Соня в нерабочее время общалась, было много меньше.

«Вся жизнь у нее в работе прошла – в школе, с учениками, – думала Леля Шварц. – Счастье это или нет? Завидовать Соне или сочувствовать?!»

Елена Семеновна пошла на похороны, хотя Соню не очень хорошо знала: как-то получилось, что в последние дни она много о ней думала. Леля держалась рядом с подругами – Милой Памфиловой и Наташкой Тюриной. Подруги Соню знали хорошо. Мила, как и Соня, была из Рославля, они вместе приехали поступать в Смоленский пединститут. С тех пор и дружили, хотя учились на разных факультетах. Наташка познакомилась с Соней значительно позже – через внучку. Однако их общение быстро стало неформальным: обе любили музыку, вместе ходили на концерты.

Таня на похоронах держалась поодаль от бабушкиных подруг: вначале металась, озабоченная организацией похорон, потом стояла возле гроба рядом с учителями, когда-то работавшими с Софьей Дмитриевной. Таня и у них тоже училась.

После похорон Леля, Мила и Наташа не пошли со всеми поминать в кафе. Они устали за эти несколько часов от большого количества учителей – напористых, с хорошо поставленными голосами. Учителя говорили громко, отчетливо, уверенно – как привыкли в классе. Сониных учеников многие из них знали, это были и их ученики – как правило, лучшие. Переговаривались все сразу. Елена Семеновна быстро утомилась от атмосферы школы – хорошей, дружной школы, однако ей, в общем, чужой. Видимо, то же чувствовали ее подруги.

– Пойдемте ко мне! – предложила Наташка. – Давно мы не собирались втроем. Посидим, в своем кругу Соню помянем. Таня, может, позже подойдет.