Утренний бриз

— Мы пытались через Охотск и Гижигу связаться с Ново-Мариинском. Он не отвечает на вызовы, — сказал секретарь.

— Значит, новый «Совет» не хочет с нами вступать в переговоры? — Алексей Яковлевич вопросительно смотрел на секретаря обкома. Его все сильнее охватывала тревога, предчувствие непоправимой беды.

— По-видимому, так, — секретарь обкома положил руку на трубку зазвонившего телефона, но не поднял ее, а продолжал: — Надо поручить камчатским товарищам установить связь с Ново-Мариинском. Выяснить, где Мандриков. Если там действительно произошел контрреволюционный переворот, то необходимо срочно принять меры, ликвидировать этот «Совет». Нельзя допустить, чтобы он служил прикрытием, ширмой для американцев. Они могут попытаться сконцентрировать там остатки колчаковцев, собрать белогвардейский кулак. Или даже объявить на полуострове новое государство, заключить с ним договор о взаимопомощи и, может быть, этого же Грэвса с его корпусом перевести туда. Понимаешь, что может получиться?

— Господа из Штатов давно смотрят на Чукотский полуостров и облизываются, — заметил Касьянов. — Мы должны быть готовы к худшему и поэтому…

— И поэтому ты поедешь туда!

— Спасибо! — горячо и взволнованно отозвался Касьянов, обрадованный тем, что секретарь обкома отгадал его желание.

2

— Гы-а! Гы-а! Гы-а! — все громче и воинственнее раздавались крики зрителей, образовавших большой круг. В центре его двое парней, тяжело дыша и приседая на широко расставленных ногах, ходили друг возле друга, примеряясь, как половчее ухватить противника. Их крепкие обнаженные до пояса тела были мокры и дымились парком. Борьба продолжалась уже долго, и борцы начали выдыхаться, но ни один из них, не признавал себя побежденным. Это решит последняя схватка.

— Гы-а! Гы-а! — закричал в азарте Свенсон и взмахнул рукой. Сразу стало тихо. Все смолкли, ожидая, что скажет американец. Было слышно лишь свистящее дыхание борцов да поскрипывание снега под торбасами.

— Победителю даю целую бутылку спирта!

— О-о-о! — с восхищением и завистью выдохнули оленеводы и еще ожесточеннее стали подбадривать противников:

— Гы-а! Гы-а! Гычь! Гычь!

Борцы продолжали топтаться на снегу, наклонившись друг к другу. В широких меховых штанах они казались неуклюжими. Раздавались звонкие шлепки по влажному телу, и борцы отскакивали друг от друга. Свенсон, посасывая трубку, с удовольствием наблюдал за ними. На его бородатом лице играла довольная улыбка.

С тех пор, как Олаф расстался со Стайном, хорошее настроение не покидало его. Он неторопливо переезжал из стойбища в стойбище, закупая пушнину, но выплачивал только аванс водкой и патронами. Охотники должны были весной, как только закончится сезон промысла, доставить пушнину в ближайшие фактории и там уже получить полный расчет. Каждому, у кого Свенсон покупал меха, он выдавал квитанции, которые охотники должны были предъявить вместе с пушниной его агентам.

Свенсон держал путь к Чаунской губе. Он давно собирался посмотреть, нельзя ли там на берегу открыть новую факторию. Олафа не смущало, что в Усть-Чауне уже есть фактории Линдона и Рейта, коммерсантов с Аляски. Он знал, что они не смогут выдержать конкуренции с ним и будут вынуждены уйти оттуда. Таким образом, будет сделан еще один шаг к заветной цели — стать единственным, полновластным хозяином этого края.

Олаф стоял, возвышаясь над всеми. Рядом с его высокой массивной фигурой оленеводы выглядели совсем малорослыми. Они, следя за борьбой, часто поглядывали на американца и радовались, что он доволен, громко смеется и вместе со всеми подбадривает борцов. Может быть, Свенсон расщедрится и снова угостит водой, которая так веселит. Второй день Олаф в этом небольшом стойбище в верховьях Олоя. Чтобы добраться сюда из Марково, пришлось сделать большой крюк. Он прослышал, что здешние места богаты зверем. Чутье не подвело Свенсона. За эти два дня он приобрел большую партию отличнейших мехов и совсем за гроши. Вот почему он угостил многих стаканчиком спирта, а младшую дочку самого богатого оленевода стойбища сделал своей женой.

Молоденькая, совсем еще девочка, чукчанка стоит около Свенсона и, подняв татуированное лицо, не сводит глаз с Олафа. Она горда, что у нее такой муж — богатый, сильный и всеми уважаемый. На десяти нартах приехал американец в стойбище, и на каждой нарте много товаров, да таких, каких в стойбище многие никогда и не видывали. Ей Свенсон подарил бусы — красные, как спелая брусника. Чукчанка поднимает руку и через кухлянку нащупывает несколько нитей бус на шее, но тут же тайком вздыхает. Бусы напоминают ей, как мучил ее Свенсон. Тяжело быть женой белого. Она испуганно взглядывает на американца — не услышал ли он ее мыслей, не обиделся ли, но Олаф забыл о ней. Он, откинув голову, хохочет во все горло и выкрикивает по-английски:

— Дави его! Ха-ха-ха! Так, мордой в снег!.. На лопатки, на лопатки!