— Не разорвет, — спокойно сказал Ратмир Филиппович. — Некому больше разрывать. Потому что оказалась новая элита умней предшественниц. Точно определила главный источник опасности — талант. И поняла, что ей сделать необходимо: извести русскую интеллигенцию, как класс… Извели, ясное дело, не так, как Сталин крестьянство. Без репрессий. Для них теперь исполнителей не хватило бы, да и подлая интеллигенция после расстрелов и тюрем всегда с чертовской живучестью возрождалась. В этот раз всё учли — изводили не спеша. С садистским сочувствием, в демократическом духе. Не "шлепали", как в тридцать седьмом, а шлепочками настойчивыми подгоняли — кого в бизнес, кого в эмиграцию… Суть, понятно, гнуснейшая: не надо нам науки, не надо промышленности, не надо культуры, не надо нормального образования. Ничего не надо, только бы вас, интеллигентов проклятых, не было. А с поверхности — сплошной либерализм, вольному воля! Зато уж извели на совесть: необратимо, подчистую.
Слушать Ратмира Филипповича было интересно, однако наш разговор откатился слишком далеко в сторону. И вдруг, без всякой паузы, каким-то мягким прыжком, собеседник мой вернулся к самому началу:
— Так какие же у вас проблемы с ресторанным бизнесом, Валентин Юрьевич? Что за советы надеялись от меня получить?
Он сбил меня таким внезапным переходом. И я, несколько растерявшись, забормотал подготовленный текст: мол, опасаюсь бандитских наездов, опыта не имею, насчет "крыши" хотел посоветоваться.
— Насчет силовой крыши? — уточнил Ратмир Филиппович.
— Ну да. Платить готов. Конечно, в разумных пределах. Только бы прикрывали, а то — страшно ведь.
— Страшно? — как будто удивился мой собеседник.
Что-то изменилось. Едва уловимо, но я это почувствовал. Ратмир Филиппович, слегка сощурившись, посмотрел на меня так внимательно, словно только теперь увидел впервые.
— Ну, сейчас, с обязательными телефонами, страха поубавилось, — задумчиво сказал он. — А главное, на трусишку-то вы не похожи, зря на себя наговариваете. Нервишки — да, вижу, поигрывают. Натура у вас, кажется, азартная. Для нашего трактирного бизнеса не совсем хорошо, тут флегматичность нужна.
Психолог хренов! — со злостью подумал я. — Неужели разоблачил меня? Что он сейчас сделает, вызовет боевиков тайным сигналом? И как мне спастись? Посетителей в зале немного, путь к выходной двери свободен, можно рвануться туда по проходу между столиками. Конечно, меня перехватят и уйти не дадут, но мой "телефон агента" имеет особую опцию, которую я включил перед тем, как войти в ресторан: при резком перемещении в пространстве хотя бы в течение одной секунды, попросту говоря — при попытке бегства, телефон пошлет сигнал тревоги.
— Не знаю даже, что вам посоветовать, — вздохнул Ратмир Филиппович. Он поднял глаза к потолку, пожевал губами, словно погрузившись в размышление: — Какое-то охранное агентство нас, конечно, оберегает. Но это не мои заботы, с ними помощник мой дело имеет, а он сейчас в отпуске. Могу для вас не полениться, пойти и в компьютер заглянуть… — (Я напрягся: если только старый хитрец выйдет, надо сразу уносить ноги, не ждать, пока он вернется со своими бойцами.) — Да нет, — продолжил Ратмир Филиппович, — и так, пожалуй, припомню. Какое-то напыщенное название. "Палица витязя", что ли? Нет, не палица… "Булава рыцаря"? Нет, и не булава… А, вспомнил: "Кистень богатыря"! Охранники — они звонкие словечки любят. В городском справочнике найдете их. Только не уверен, что они с вами договор заключат, у них, по-моему, портфель заказов заполнен. Лучше сразу другое агентство поищите.
Я пытался что-то сказать, но Ратмир Филиппович уже решительно встал:
— Простите, дела не ждут. Больше всё равно ничем помочь не могу. Приятно было познакомиться! Когда свой ресторан организуете, не откажите в любезности, пригласите. Охотно приду взглянуть. — Он обернулся: — Зоинька, с будущего коллеги не брать ничего! Когда-нибудь он у себя нас угостит!
Ратмир Филиппович не спеша удалился. А я остался сидеть с доброй третью коньяка, оставшейся в бутылке, и в полной растерянности.
С досады выпил еще рюмку, потом еще одну. Моя китаяночка порхала вокруг других посетителей, больше не обращая на меня внимания. Григорий Зиновьев, протянув ко мне руку с видеоэкрана, опять завел свою речь о силе пролетарского духа.
Я осторожно поднялся и двинулся к выходу. Ноги, напряженные готовностью к бегству, слушались плоховато. Наткнулся на чей-то столик, извинился, покорно кивнул в ответ на реплику "пьяный урод!". И — вышел на улицу, где верхом на пластмассовом льве, ужасаясь невидимому наводнению, всё так же стыл под редким снегом пластмассовый пушкинский Евгений. Никто и не пытался меня остановить.
10.
— Ничего ты не провалил! — успокаивала Мила. — Нормально выступил для первого раза.
Мы проводили с ней, как всегда в постели, разбор моей неудачной вылазки.
— Провалил, провалил! Дурак я, бездарь!
— Но ты же не знал, что об охране говорить не стоило.
— Я потоньше что-то должен был придумать, а так — он провокацию почувствовал.