Утренний ветер

— Откуда его взять? Сейчас все на фронте, сдерживают Ивана. Пришло только восемь жандармов.

— Обер-лейтенант Бриксель поехал кататься на лыжах?

— Что вы? Он готовит нападение на партизан. У них там есть блиндаж с телефоном, по которому они держат связь со штабом красных, понимаете?

Блиндаж, связанный со штабом… Ела сжимает губы, проводит рукой по лицу, бросает страдальческий взгляд на маму. Ее подавляет страх и волнение. Владо писал, что живет в сожженном домике лесника, а не в блиндаже. Да, именно так он написал, в лесном домике.

Волнение отступает, Ела берет себя в руки и с деланным безразличием спрашивает:

— Там, наверное, много снега. А лыжи у ваших есть?

— У альпийских стрелков конечно есть.

Ганс облизывает губы и добавляет:

— Гитлер капут, война капут.

15

Из пустой гильзы все еще идет дымок. Часы на руке показывают три часа тридцать пять минут. Немецкие стрелки отвечают на выстрел очередью из автомата. Они не ворчат, не предаются настроениям. Они беспристрастны, как хирурги со скальпелем, и совершенны в своем ремесле. Приказ звучит: подождать, пока доставят гранаты, затем заставить замолчать блиндаж и воспользоваться телефонной связью.

Хладнокровно, профессионально они подготавливают убийство, словно их учили этому с раннего детства. Кто-то выстрелил из блиндажа? Это не может вывести солдат из равновесия. Они сидят сбоку, где их не может достать пуля, и ждут.

Марош… Что делает Марош? Что-то он долго молчит, Владо представляет себе Мароша в военной форме, как тот бегает по поляне и обучает молодых парней бросать гранаты. «Дальше бросай, а то нос оторвет! — кричит он. — Дальше бросай, где силушка твоя?» Как жаль, что в блиндаже нет с ними тех, кого Марош обучал стрелять. Если бы они были здесь! А то их только двое. Они связаны друг с другом не на жизнь, а на смерть. Невероятно! Как близки они друг другу — студент и рабочий. Удивительный союз!

Это, собственно говоря, не два человека, а один. Мозг, мускулы, дыхание работают на одной волне, да и движения пальцев согласованы, хотя их разделяет стена.

Без Мароша он не защитился бы. Фашисты ворвались бы в дверь. Одно сердце без другого не может биться. Они связаны биологически, а не метафорически. Оба они составляют единый живой организм, который превозмогает смерть. Жаль, что их здесь только двое. Человек в коллективе совсем иной, нежели один. Общие страдания переживаются легче. Коллектив людей легче переносит на своих плечах несчастье и муки. Тяжесть их равномерно распределяется на каждого. И Владо чувствует силу плеч тех, что идут им на помощь.

Они уже определенно в пути. Ноги их утопают в глубоком снегу, они идут парами, задыхаются. Кто из них придет первым? Ярослав? Зайцев? Эдо или пулеметчик Олег? У него самые длинные ноги, поэтому к нему пристало прозвище Лось.

Они разделятся, несомненно, разделятся. Одна группа обойдет молодняк и ударит немцам в спину, другая нападет из долины. Олег определенно заляжет в подлеске, потом сделает перебежку к высотке, метров на сто (это ему как один метр), и фашисты будут у него как на ладони.

— Володя! Володя!..

Это голос Олега. Ему кажется, что тот зовет его из коридора. Олег смеется басом. Голос у него, как у Шаляпина.

— Ты никогда ничего не боишься, Олег?

— Как не боюсь? Каждый боится, Володя. Один больше, другой меньше.

— По тебе этого не видно.

— Человек должен преодолевать естественные слабости.

— Ты не боишься, что можешь погибнуть?

— Зачем я себя буду этим мучить, Володя!

— Рискуешь ты жизнью, Олег. А скажи, ради чего ты живешь?

Владо слышит его голос, как будто бы он записан на граммофонной пластинке:

— Ради чего, Володя? Ради будущего. В первую очередь ради будущего. В Сибири у меня растет дочка, скоро ей будет три года. Ну вот, хотя бы ради нее, ради ее счастья…

В коридоре выругался Марош и крикнул:

— Стреляю!

Выстрел чуть не оглушил Владо и вернул его снова на землю, в подвал сожженного домика лесника под Салатином. Он смотрит на белую полоску перед щелью, руки выражают волнение, как и глаза, последняя волна страха проходит.

Ради будущего, сказал Олег, он живет ради будущего. Возможно, он и прав. Будущее не кончается смертью человека. Здесь живут его близкие, они будут произносить его имя. Владо вспоминает ульи в саду, гордость и любимое занятие отца. Они долго смотрели с Елой на леток. Пчелы спокойно жужжали в напоенном солнцем воздухе, золотые от пыльцы и утверждающие мир даже под тенью бомбардировщиков.

Удивительно, сколько они летают. Каждой, казалось, хватило бы двух-трех цветков, а они облетят тысячи, собирая пыльцу и нектар для будущего поколения и не задумываясь о том, что улей будет шуметь и тогда, когда молодые пчелы выкинут их, старых, окоченевших, из улья. Рабочие пчелы живут недели, а матка — годы, но без них потомство было бы невозможным.