Утро не судное

Взгляд Роя был рассеян, но он видел всё, а что не видел, дорисовывал. И только сейчас Рой вдруг подумал и осознал. И испугался, действительно испугался, что девушка прочтёт его мысли. Он с удивлением признал: у меня несколько месяцев никого не было. Ему даже стало неловко. Перед кем, он определить не мог. Просто неловко. И немного смешно: а я и не заметил! И о том, что проблема не из неразрешимых, он подумал только сейчас. И о том, что он её не решил за всё это время, тоже подумал только сейчас. И о том, что Пригост только здесь, в этой комнате с этой зеленоглазой, его немного отпустил, он тоже подумал только сейчас.

Он стоял в растерянности. Но, видимо, что-то вполне понятное женщине и воспринимаемое женщиной всё же промелькнуло в его глазах, накатилось упрямой прозаической волной на собеседницу, и она тихо сказала:

– Солидарна. – И затем: – Не по адресу. – Пауза. Добавила: – Валентина.

Рой взял протянутую ему пачку таблеток и, тихо простившись, вышел. Добрался до своей обители, сжевал три таблетки и завалился спать. Получилось.

…Рой посмотрел на воду, и ему показалось, что движется не вода, но берёг и он вместе с ним. Пусть так. Пусть будет, что угодно. Он чувствовал себя затравленным. Не зверем – затравленным человеком. Есть же предел? Похоже, есть. Он присел на песок, принял удобную позу и, сосредоточившись, задержал дыхание. Он не считал секунды, просто не дышал. Говорят, помогает. Вскоре в висках застучало, от лёгких и сердца передался мозгу решительный протест, и он жадно и глубоко вздохнул. Да, помогает. Затем глубоко вздохнул ещё и ещё раз. Он встал, прикинул, насколько он далеко ушёл от лагеря, учёл, что звук над водой распространяется беспрепятственно, а так же тот факт, что здесь никого и ничем не удивишь.

Он зацепился взглядом за точку на противоположном берегу и что есть сил заорал: «Гос-ти! Гос-ти!!! Отвалите от меня!» И рванул вдоль берега.

Трудно бежать по песку, вообще трудно бежать. Дыхание сбилось, виски бунтуют, слёзы градом. Да, силы не те, не те. Но он прибавил скорость и со свистом выдавил из себя: «Хва-тит!» Голос сорвался, призывный клич захлебнулся. Он продолжал бежать на нервах. С утра Рой выпил лишь чашку кофе и потому почти не потел. Упрямо бежал и понимал, что обезвоживание организма может привести к потере сознания. С реки потянуло прохладой, он продолжал бежать, испытывая жгучий стыд за свою физическую и умственную немощность. Стыдно. Он хотел ещё раз заорать, но силы его покинули. Пробежал ещё десяток шагов вразвалочку, встряхивая руками, и плюхнулся на берёг. Ослабевшие руки не удержали тело, и он ткнулся лицом в мокрый песок. На зубах захрустело. Ему хотелось выгнать, вытолкнуть наружу бьющееся внутри: «будь оно всё проклято, всё, всё, всё…» И… сдержался. Не имея сил встать, Рой подполз на четвереньках к воде, упёрся о локти и погрузил лицо в спасительную прохладу. Отпустило.

Глава 24

Нехорошо подглядывать и читать чужие письма. Но есть джентльмены, которые обязаны это делать. Просто обязаны.

Крыша добротная, уложена цветным еврошифером. Что там ниже? Густые ветки. Что на них? Груши? Действительно груши. Вкусные, наверное, сочные… Вот брешь среди листвы, заглядываем. Кусок чистого голубого неба, вдали облачко, и что—то даже промелькнуло – птица. Птица? На, да – здесь можно. Но не это важно. Что там, ниже? Клумба, цветы. А вот и дом. Вернее, часть дома. Хорошо виден вход, неказистое крылечко. И дом не новенький, и крылечко старенькое. Что—то есть в это архаичности привлекательное и грусть вызывающее. Вспоминается то, чего не будет уже никогда – детство. Но и это сейчас не главное.

Плетёное кресло-качалка. В нём молодая красивая женщина в лёгком платье, на плечах большой платок – цветастый, яркий, создающий режущий глаз контраст. На лице улыбка. Нерадостная, восковая, но улыбка. Выражение лица почти не меняется. Из дома выходит мужчина средних лет. Весёлый мужик. Тоже улыбается – естественно, широко, но видно, не актёр он – натянуто как-то, деланно. Лицо дамы не меняется. Мужчина ходит по двору, иногда пропадает из поля зрения, ограниченного зелёными листьями и ветками. Поднимает лежавшую в траве стремянку, аккуратно прислоняет к стене и довольно громко, чрезмерно громко, словно подчёркивая своё желание привлечь внимание женщины, радостно сообщает:

– Урожай соберём, домик подремонтируем… А там, может, и на море… Тепло, чайки, винцо, креветки. Экскурсий в открытое море, может, на дельфинов нарвёмся…

Расстояние есть расстояние, но и техника не промах. Подкручиваем слегка резкость, регулируем громкость. Он не улыбается, нет, он изображает улыбку. И в глазах – тревога.

Дама поправляет сползающий платок, кладёт удобнее руку, слегка поворачивает голову в сторону собеседника. На лице просматривается внутренне усилие – она пытается что-то понять или сказать. И ей, наверное, есть, что сказать, и, возможно, собеседник даже не представляет, какой поток мыслей и переживаний уготован для него. Но женщина молчит и только шевелит губами. Что это – тень? Нет, не тень – по щеке катится слеза.