Утро после победы

Неонила Черняховская: Но место для захоронения было неподходящее. Самый центр города – рестораны, универмаги, место гуляния молодежи. С самого начала было понятно, что могила – это не памятник, она должна быть хотя бы на воинском кладбище. Мама в конце 40-х обратилась в литовское правительство с просьбой, чтобы папин прах разрешили перевезти в Москву. Они отказали наотрез. Сделали огромный склеп, массивный памятник. Такой, чтобы даже и речи о том, чтобы его разрушить, не было. Мама хотела писать Сталину, но все было бесполезно. Только в 1991 году появилась возможность забрать прах отца в Россию. Его перезахоронили на Новодевичьем кладбище. Памятник делали второпях, теперь он начал разрушаться, покосился. Захоронение взято под охрану Комитетом по охране памятников. Мы писали туда, что могила разрушается, но сначала нам даже не ответили. Потом я написала в министерство обороны. Ответили, что мое письмо переслали в правительство Москвы. Правительство Москвы ответило, что они послали это письмо все в тот же Комитет по охране памятников. И, наконец-то, я получила ответ из этого комитета. В нем говорится, что в начале второго квартала 2005 года они начнут принимать меры. Представьте: погибший в бою полководец Великой Отечественной, командующий фронтом. И в День Победы люди придут к покосившемуся памятнику.

Грановского, д. 3

Погонные метры

После войны о доме № 3 по улице Грановского узнала вся страна – там жили маршалы Победы. Существует немало мифов, как жили семьи прославленных маршалов после войны, как был устроен их быт и так далее. А как все было на самом деле?

[21]

Бывший доходный дом Шереметева в Романовом переулке видел разных жильцов – старых коммунистов, партийных деятелей, министров и героев войны – маршалов Победы. Здесь жили Жуковы и Василевские, Буденные и Тимошенко, Рокоссовские и Коневы, Малиновские и Мерецковы, Голиковы и Чуйковы. О том, что эти семьи отличались от других своим благосостоянием, говорить не нужно. Не все родившиеся в этом доме дети знали в те времена, что бывают коммунальные квартиры, что в стране еду получают по карточкам, что не все на дачу ездят на автомобилях и что, кстати, не у всех есть дачи. Но настоящим богатством, тем, которое досталось потом и кровью, колоссальной самоотдачей и беззаветным служением родине, богатством, которое невозможно изъять и которого невозможно лишить, была их всемирная слава, почет, уважение и любовь нескольких поколений советских людей.

Дом на набережной

Те из полководцев, кто уже до войны работал в Москве, жили на улице Серафимовича, в «Доме на набережной». Жуковы, например, провели там всего несколько месяцев – с февраля 1941-го до летних каникул. Потом прямо с дачи уехали в эвакуацию. Иван Степанович Конев с первой женой жил в этом доме перед войной, но после развода возвращаться туда не захотел. Когда в 1946-м году он вместе со второй женой Антониной, с которой познакомился на фронте, вернулся в Москву из Вены, жил в санатории в Архангельском, а вскоре уехал командовать Закарпатским военным округом.

В музее «Дома на набережной» «РГ» рассказали, что тех, кто не смог эвакуироваться, переселили на Якиманку, дом 50. А до этого во время бомбежек жители спускались в бомбоубежище под первым корпусом. Там были двухэтажные нары и огороженные простынями пространства для привилегированных. Но они в основном пустовали. Во время бомбежек дом шатался, говорили, что если немцы прорвутся в столицу, то его взорвут. Уже во второй половине октября квартиры уехавших были вскрыты сотрудниками НКВД. Жители считали, что их минируют. Обратно возвращались в 42-м году, но эти жильцы туда уже не вернулись.

Грановского, 3

Когда в начале 43-го года из Куйбышева приехала семья Георгия Константиновича Жукова, его жена Александра Диевна и дочери Эра и Элла поселились уже на улице Грановского. У Эллы Жуковой остались такие воспоминания: «Квартира была практически пустая, мы долго ее обустраивали. Казенной мебели было немного. Позднее родители стали докупать новую».

У Жуковых была шестикомнатная квартира, те, кто жил в восьми и девяти комнатах, тем более не могли до конца их обставить. Для этого жильцам предоставлялась казенная мебель и утварь, за пользование которой была установлена ежемесячная плата. В начале 80-х гг. они получили возможность эту мебель выкупить за символическую цену.