Маркус Латтрелл, Патрик Робинсон

Уцелевший: история единственного выжившего в трагической операции «Красные крылья»

Эта книга посвящается памяти Мерфа, Акса и Дэнни, Кристенсена, Шейна, Джеймса, Сениора, Джефа, Жака, Тейлора и Мака.

Это одиннадцать бойцов взводов «Альфа» и «Эхо», с которыми мне выдалась честь служить моей стране, которые сражались и погибли в горах Афганистана, пытаясь спасти мне жизнь. Не проходит и дня, чтобы я не вспоминал их всех с сердечной признательностью и самой глубокой разрывающей душу скорбью.

LONE SURVIVOR

by Marcus Luttrell

with Patrick Robinson

Пролог

Интересно, когда-нибудь станет проще? Ездить от одного дома к другому, с одного шоссе на другое, из одного штата в другой? Пусть и не так уж далеко. И вот опять за рулем взятого напрокат внедорожника я еду по очередной главной улице мимо магазинов и заправок очередного, на этот раз небольшого города, продуваемого всеми ветрами, расположенного на южном побережье Лонг-Айленда, в штате Нью-Йорк, на длинных пляжах Атлантического океана. Приближается зима. Небеса переливаются платиновыми оттенками. Барашки пляшут по волнам под покровом нависающих темных туч. Погода очень подходит к моему настроению, ведь на этот раз все будет хуже, чем обычно. Гораздо хуже.

Я нашел заранее выбранный ориентир – местное почтовое отделение, заехал за него и припарковался. Мы вышли из машины и окунулись в прохладу ноябрьского полудня. Под ногами кружили обрывки желтых листьев. Никто не хотел идти первым, ни один из пяти мужчин, приехавших сюда, так что несколько мгновений мы просто стояли на месте, словно группа почтальонов, вышедших на перекур.

Я знал, куда идти. Дом был всего в нескольких метрах от нас. В определенной степени я уже переживал подобное – в Южной Калифорнии, в Северной Калифорнии, в Неваде. И за следующую неделю мне еще предстоит съездить в Вашингтон и в Вирджинию-Бич. И очень многое остается абсолютно одинаковым.

Всегда будет такая знакомая глубокая печаль, такая обескураживающая боль, которая возникает у родных, когда молодые парни погибают в расцвете лет. Одинаковое чувство опустошенности в каждом из этих домов. Все те же слезы, которые просто невозможно контролировать. То же чувство отчаяния у тех людей, которые изо всех сил стараются оставаться сильными, но жизни которых в одночасье разлетелись в прах. Та же безутешность. Та же скорбь.

Как и раньше, здесь я был мрачным вестником ужасных событий – будто никто не знал правду до моего приезда, хотя прошло уже столько недель и месяцев после стольких похорон. И для меня этот визит сюда, на Лонг-Айленд, будет самым ужасным.

Я пытался держать себя в руках. Но снова и снова у меня в голове слышался ужасный, жуткий вопль, который так часто будит меня ночами, преследуя во снах, словно в доказательство моей вины. Бесконечной вины единственного оставшегося в живых.

«Помоги мне, Маркус! Пожалуйста, помоги!»

Это была отчаянная мольба из сердца вражеских гор. Это был крик, отражавшийся эхом в высоких каньонах одного из самых уединенных уголков Земли. Это был яростный, почти нечеловеческий вопль смертельно раненного живого существа. На эту мольбу я не смог ответить. И до сих пор не могу этого забыть, потому что она исходила из уст одного из самых замечательных людей, которых я встречал в своей жизни – из уст моего лучшего друга.

Все визиты были для меня тяжелыми. Сестра и жена Дэна, которые изо всех сил старались поддержать друг друга; отец Эрика – адмирал, оставшийся наедине со своей скорбью; невеста и отец Джеймса; жена и друзья семьи Акса; убитая горем мать Шейна в Лас-Вегасе. На всех было тяжело смотреть. Но в этот раз будет еще тяжелее.

Наконец я прошел через вихрь листьев и ступил на холодную, незнакомую улицу, ведущую к небольшому домику с маленьким садом и уже давно не стриженным газоном. Но яркие цвета американского флага все еще горели перед этим домом. Это был дом патриота, и звезды и полосы все еще вызывающе висели у входа, словно Он все еще был здесь. Майки это бы понравилось.

Мы все остановились на несколько мгновений и потом поднялись на несколько ступенек по небольшому крыльцу и постучали в дверь. Она была милой, та женщина, которая открыла нам, – с длинными темными волосами и глазами, в которых уже блестели слезы. Его мать.