Увидеть Мензоберранзан и умереть

Теперь подошло время второй служанки, и она подступила к Нике с роскошными до безобразия одеждами. Тело облегло, жесткое от сплошной серебряной вышивки платье. Поверх него накинули темно-синий балахон вышитый, опять же серебром. Ника с любопытством оглядела свой «деловой костюм», а тем временем служанки с поклоном пригласили ее следовать за ними. Как только они повернулись к ней спиной, открывая тяжелые створки высоких дверей, Ника быстро наклонилась, подхватила Клопси и спрятала руку с ним в складках балахона.

И пока Ника следовала за служанками длинными извилистым коридором, через анфилады арок, поддерживаемых едва подсвеченными колоннами, она сомневалась, будет ли от пыхтящего в ее кулаке и задыхающегося в складках балахона крохи какой-нибудь толк. В конце концов, не придумав ничего лучше, она сунула его за низкий вырез жесткого корсажа.

Прислужницы, открыв перед нею двери, ввели ее в огромный зал. Отшлифованные до зеркального блеска черного мрамора плитки пола отражали стены и непроницаемую тьму под бесконечно высоким потолком. Посреди зала тянулся длинный стол по обе стороны которого были задвинуты стулья с высокими резными спинками. Возле каждого из них стояли, тихо переговариваясь, мужчины и женщины в богатых убранствах. При появлении Ники они низко поклонились ей. Во главе стола высилось на специальном возвышении кресло под балдахином, украшенное золотой бахромой. Именно к нему направились прислужницы за которыми следовала и Никиа. Очевидно ей предстояло занять именно его. То, что она попала не на совет матерей, Ника сообразила по тому, что здесь находились мужчины, а длинный стол был уставлен сверкающей посудой.

Она расстроилась: есть под пристальными взглядами присутствующих — еще то удовольствие. А если окажется, что придется пользоваться при этом и кучей столовых приборов… Приподняв платье, как это делали дамы высшего света, которых Ника видела в кино, она поднялась на возвышение, откинув ногой шлейф своего плаща-балахона, и села на подушку кресла. Здорово это у нее получилось, и Ника немножечко приободрилась.

Одна из прислужниц начала нараспев читать что-то вроде молитвы, восхваляя великую Ллос и моля ее не отворачиваться от дочерей преданного ей Дома де Наль и покарать всех его врагов. В это время Ника разглядывала его многочисленных домочадцев. Раз она мать этого дома, то, получается, что все сидящие здесь — ее дети? Ну, надо заметить, что для такой многодетной матери у нее шикарная фигура. Хотя некоторые ее «детки» были если не ее возраста, то много старше своей мамочки. Все женщины и мужчины были такими же темнокожими, как она, и всех отличала особая красота, какая-то порода и аристократичность. Белые волосы всех оттенков, от тусклой седины до белоснежных или платиновых, были уложены в затейливые прически. У женщин они были не такие высокие, сложные и богато украшенные, как у Ники. Простой покрой женских платьев компенсировался богатой вышивкой или драгоценными украшениями, но и в их количестве они уступали Нике. Положение обязывает. Мужчины, сидевшие в дальнем конце стола, были одеты проще и строже. Их одеяния позволило Нике разделить их на две категории. Те, что носили короткие камзолы с глухими высокими воротниками, штаны, высокие сапоги из мягкой кожи и накинутый на плечи обязательный плащ-балахон очевидно принадлежали к военной касте. Мужчины преклонного возраста в мантиях с широкими рукавами и глухими воротом, застегнутыми застежками из серебра были, кажется, интеллектуалами. И все они, без исключения имели длинные волосы, заплетенные в косу, либо собиранные в высокий хвост. Впрочем, у некоторых они свободно спадали на плечи. И никаких украшений. Насколько женщины были увешаны ими, настолько мужчины или явно чурались их, или им, попросту, носить их не полагалось.

— Моя владычица, — раздался голосок из-за корсажа, заставив Нику прервать наблюдения, очнуться и сообразить, что молитва уже окончена, а читавшая ее прислужница выжидающе смотрит на нее, как и все остальное общество, переминавшееся возле своих мест.

— Разрешите им садиться за стол, моя владычица, — подсказал Клопси.

— Как?

— Подайте знак рукой.

Ника подняла и опустила руку, как это делала училка английского языка в школе. Задвигались стулья. Все заняли свои места.

— Отпустите своих сестер, моя владычица, — прошептал Клопси.

— О ком ты говоришь?

— О тех, кто только что прислуживали вам.

— Мои сестры — прислуга? Родные?

— Единокровные. От одной матери.

— Благодарю вас, — улыбнувшись, произнесла Ника, обратившись к ним. — Вы можете занять свои места.

Что-то испуганно пискнул Клопси. Женщины, оказавшиеся ее сестрами, странно смотрели на нее. Та, что казалась помладше, растерянно взглянула на старшую, которая невозмутимо поклонилась и пошла к своему месту.

— Вы не должны с ними разговаривать. Достаточно было одного жеста, чтобы отослать их от себя.

— Ну, ничего себе! Они же мои сестры.

— Так что же, — продолжал пискляво выговаривать ей Клопси. — Они призваны служить вам, Матери Дома де Наль, моя владычица.