Увидеть звезды

Мы с Кейром никогда не обсуждали наши чувства. По обоюдному согласию, молчаливому. Возможно, просто боялись об этом говорить. Потому что не знали, как выразить словами то, что мы испытывали. Эту безрассудную страсть и одновременно нежность, желание защитить, ощущение, что мы, едва знакомые люди, знаем друг друга давным-давно.

Разговаривали мы много. Все говорили и говорили, но о насникогда. Только на той прогулке у моря, когда я спросила, где находится Казахстан. Мы не говорили о любви, мы ей предавались. В эти моменты она не знала границ, она переполняла и сердца и тела. Нет, не так. Нас переполняла магнетическая тяга друг к другу, когда врозь невозможно существовать, это необъяснимое ощущение глубинного, мистического родства. Вполне естественно, что такой накал чувств толкал нас в объятия друг друга. Причем даже в самых неподходящих местах.

Однажды в лесу нас настиг дождь со снегом. И Кейр привел меня к знакомой веревочной лестнице. Сразу нахлынули воспоминания о том кошмарном дне, немыслимо было снова лезть по ней, но Кейр шепнул прямо в ухо:

— Ты справишься, не волнуйся.

Он держал концы каната, а я действительно, можно сказать, привычно

забралась наверх.

В домике мы какое-то время просто стояли, молча слушая дробный стук ледяной крупы о деревянную крышу. Кейр вдруг расхохотался, почему, не знаю. Смеялся он редко, но смех у него очень заразительный. Я тоже рассмеялась, а он меня поцеловал. Я подумала, что это мимолетная, почти машинальная ласка. Но он обхватил мое лицо ладонями и снова поцеловал, жадно и с такой властной настойчивостью, как никогда прежде. Я растерялась, однако мое тело тут же отозвалось на этот натиск. И моментально его руки пробрались под куртку, потом под джемпер, приподняли футболку и нашли замочек на молнии джинсов.

Мы даже не стали раздеваться. Я услышала, как он вытаскивает из сундучка что-то мягкое, как швыряет на самодельный топчан и оно с легким шелестом шлепается на доски. Кейр подтолкнул меня к этому ложу, продолжая одной рукой обнимать, а другой, вероятно, расстегивал свою куртку и все прочее. Когда он уложил меня, обвивая рукой, будто маленькую девочку, я почувствовала блаженство абсолютного доверия и спокойствия, но одновременно — надвигающуюся угрозу неминуемой гибели, что от меня сейчас ничего не останется. Я провела рукой по топчану, на нем лежало отсыревшее одеяло из гагачьего пуха. Потом почувствовала, как Кейр всем своим тяжелым телом в меня вжимается. У меня тут же перехватило дыхание, и не только потому, что он с таким ненасытным вожделением мной овладевал, но и потому, что и сама я желала его нестерпимо. Но к острой телесной потребности примешивалось и иное желание, гаденькое и подлое. Я мечтала, чтобы обезумевший от страсти Кейр вытолкнул из меня ребенка, своего собственного ребенка, потому я цеплялась за него, потому и стискивала руками его голову, что-то выкрикивала, не знаю, какие это были слова.

Через несколько минут все завершилось. Кейр потом извинялся за то, что набросился как какой-то мальчишка. Я его успокоила, сказала, что зря он на себя злится. Что еще никогда в жизни я не ощущала себя такой желанной и не испытывала настолько сильного желания, а это, добавила я, очень неплохой результат для сорокапятилетней женщины. Но Кейр продолжал каяться, он был очень удручен случившимся. Долго-долго молчал, и вот что наконец я услышала:

— Я должен был подумать о тебе, Марианна. О том, чего хочешь ты. Ты должна говорить мне, руководить мной. Я хочу, чтобы и тебе было хорошо.

— Мне было хорошо. Так все быстро и так чудесно.

Он тихонько засмеялся:

— Гм, наверное, дрожала земля.

— Земля вряд ли. Но дерево точно дрожало.