Увидимся во вторник

Посетителей внутри сегодня не было – только работники, которые развешивали новые иллюстрации на стены. Не знаю, почему я не заметил этого в тот день, когда она не пришла, но картины, без сомнения, были ее. На картинах были сплошные вариации на тему кофе и дождя, парочек на футбольных полях и питтсбургских мостов.

Я просмотрел каждую картину, задаваясь вопросом, пошла ли она в конце концов сначала в художественный колледж вместо юридического.

Заказав вторую чашку кофе, я заметил, что Шарлотта опаздывает уже на полчаса. Меня подмывало покинуть кафе прямо сейчас и пойти к ней домой, но я решил дать ей еще тридцать минут.

Пять минут спустя она вошла в кафе и взяла у стойки латте. Затем плюхнулась на стул напротив меня и расстегнула пальто.

– Прекрасно выглядишь, – проговорил я. – Мне всегда нравился серый цвет на тебе.

– Спасибо. – Она отпила кофе. – Итак, значит, ты трахаешь Мередит Доусон? – спросила она. – Вроде бы она была первой, с кем ты открыто спал после нашего разрыва?

– Извини?

– Или это была Элизабет Тиль? – пожала плечами она. – Вы хорошо дополняете друг друга.

– Один раз ты меня уже продинамила и добилась своего, Шарлотта. Может, уже пора перестать относиться ко мне так враждебно?

– Я не отношусь враждебно к тебе, – проговорила она. – Если бы я сбежала от тебя и переспала с кучей мужиков, уверена, ты бы захотел знать детали.

– Не захотел бы.

– Ну, – пожала она плечами. – В этом мы, наверное, отличаемся. Итак, расскажи мне. Она тоже была девственницей?

Я моргнул.

– Не удивлюсь, если так и было. Представляю, ты, видимо, коллекционировал целок, так же как свои кубки, – ведь именно для этого я и нужна была тебе.

– Кончай нести чушь, Шарлотта. – С меня было достаточно. – Ты же знаешь, мать твою, что все это неправда.

– Ой ли? – Из ее глаз брызнули слезы. – Если когда-нибудь решишь писать автобиографию, буду признательна, если ты вставишь главу про то, как долго имел меня, а потом бросил, когда я потеряла для тебя ценность.

– Прекрати. – Я схватил ее за руку. – Пожалуйста.

Она медленно отодвинула свою руку от моей и вздохнула.

– Извини. Я хотела начать с поздравлений с победой в Суперкубке и с Кубком лучшего игрока.

– Спасибо, но, если честно, мне сейчас совершенно наплевать на все это. – Я встал и протянул руку. – Давай поговорим снаружи.

Я ожидал, что она откажется, но она кивнула и надела пальто. Но руку не взяла – лишь показала жестом, чтобы я шел вперед.

Мы вышли на дорожку, ведущую в Центральный парк, и я едва сдержался, чтобы не притянуть ее к себе.

– Ты смотрела Суперкубок? – спросил я.

– Нет, но я читала о нем на следующий день.

– Понятно. – Ее слова почему-то сильно меня задели, но я не показал этого. – Полагаю, и на игры ты не ходила?

– Да. – Она посмотрела на меня. – Футбол – это еще одна вещь, которую я разлюбила за эти годы.

Повисла тишина.

Я остановился возле скамейки и подождал, когда она сядет. Я оставил без внимания все ее недружелюбные слова и повернулся к ней лицом.

– Ты теперь художник-профессионал?

– Да.

– А в юридический колледж пошла?

Она покачала головой.

– А почему не пошла?

– Потому что… – Она вымученно улыбнулась. – Потому что мужчина, который, как я думала, любит меня, в свое время помог мне увидеть, что мое сердце принадлежит искусству. И мое искусство теперь – во всех «Рос-гейн кафе». И я владею несколькими картинными галереями в городе. А у тебя как? Попал в НФЛ? – Она фальшиво усмехнулась. – Шучу.

– Я в курсе. – Я едва сдержался, чтобы не подвинуться к ней. – Шарлотта, я целый год ни с кем не спал, после того как ты ушла от меня.

Она тут же посмотрела мне в глаза.

– Не спал я и с теми моделями, про которых ты говорила, – произнес я. – Это были постановочные фотосессии. Войдя в лигу, я хотел, чтобы все думали, что я под запретом, и я мог ни на что не отвлекаться. А еще… – передразнил я ее, – потому что я думал, что женщина, которую я любил в то время, непременно должна была ко мне вернуться.

– Она пыталась.

– Ты ни разу мне не позвонила.

– Я тебе сотни раз звонила. – Ее лицо налилось кровью. – Я звонила тебе ежедневно, неделями, а ты не отвечал. – Она затрясла головой. – Ни разу, Грейсон.

– Шарлотта, это неправда, – смутился я. – От тебя не было звонков.

– Так и знала, что ты это скажешь. – По ее лицу текли слезы. – Ты, наверное, считал меня сукой, которая взяла и исчезла, и ты мог давить на жалость, да? Уверена, что тебе при этом легче было не вспоминать о той боли, которую ты мне причинил, и уверена, что ты получил удовольствие игнорируя все мои сто семьдесят два звонка и шестьдесят пять эсэмэсок. Да, я считала. И да, неважно, сколько лет прошло, я тебя все равно никогда не прощу за это. Слышишь, Грейсон? Никогда!

Она расплакалась.

Я смотрел на нее не в силах вымолвить ни слова. Я понятия не имел, о каких звонках и сообщениях она говорила, но в ее памяти я не сомневался. Я обнял ее за плечи и прижал к груди.