Хотя старшего по возрасту мужчину, командира ИГИЛ Абу Зейда, могла спасти и его весомая роль в движении, на это сыграл и ряд чисто культурных факторов. С западной точки зрения насильник и педераст – именно старший, и именно его сочли бы активной стороной и агрессором в случае анального полового акта с несовершеннолетним подростком, который является жертвой. Однако во множестве незападных стран, как мы уже видели на примере Индии и сексуальности Рамакришны, ситуация традиционно рассматривается иначе. Прежде всего, в тех обществах, где женщин выдают замуж в районе тринадцати, пятнадцать лет – возраст зрелый. Далее, враждебность к гомосексуальности намного сильней зависит не от самого факта сношения, а от сексуальных ролей: «актив» отправляет обычную мужскую функцию проникновения, будь она направлена на женщину, мальчика или домашний скот; пассивный же участник вступает в роль женщины, в патриархальной и женоненавистнической культуре для мужчины чудовищно унизительную. Поэтому-то в игиловском Дейр-эз-Зоре наказания заслуживал скорее не старший мужчина, а мальчик.
В Афганистане есть давний обычай «танцующих мальчиков», вроде как сексуально доступных для старших мужчин. Это явление называется «бача-бази», то есть буквально – «забавы с мальчиками», и неформально отсылает к использованию мужчинами юношей с эротическими целями в обществе, где женщинам появляться на публике не дозволено. В мягчайшей форме бача-бази мальчики одеваются и красятся как девицы и исполняют непристойные танцы, но затем все может дойти до изнасилований и сексуального рабства. Хотя официально эта практика вне закона, командование «Талибана», по слухам, продолжает похищать с этой целью юношей. Подобного рода практики изображены в романе (и затем – фильме) «Бегущий за ветром»[576]
. Родной брат протагониста в этой истории попадает в руки местного атамана, становится «танцующим мальчиком», и хозяин силой вынуждает его оказывать ему сексуальные услуги. Годы спустя главный герой возвращается в Афганистан, чтобы спасти племянника, которого с теми же целями похитил все тот же атаман – теперь командир талибов. Эта культурная практика, по свидетельствам, в ходу равно у талибов и их противников в афганских войсках. Один бывший американский рейнджер, долго прослуживший в Афганистане, рассказывал мне, что в их подразделении не было никого, до кого не доносились бы слухи про «мужелюбовные четверги»; раз в неделю их союзники из числа афганских солдат полагали себя вправе заняться сексом с другим мужчиной, желательно – мальчиком, который по собственной воле примет на себя женскую роль пассивного партнера в оральном или анальном половом акте. Поэтому совершенно неудивительно, что в закрытых мужских сообществах, которые принадлежат к этим культурам, разделяют одну веру и склонны к насилию, распространена такая гомоэротическая близость.Маскулинные проявления властной силы в политическом братстве могут быть, таким образом, усилены гомоэротическими узами, а сама маскулинность – стать политическим ресурсом. Американская исследовательница Сара Ли Колдуэлл много размышляла о, как она пишет, «глубинной взаимосвязи сексуальной удали, вирильности и националистического насилия у индусов»[577]
. Поднявшееся в Индии возмущение мнением Крайпла относительно гомосексуальности Рамакришны было, по мнению Колдуэлл, «укорененной в колониальном периоде» защитной «гипермаскулинной» реакцией. Проблема состояла не только в его предполагаемой склонности к мальчикам: сама идея, что он отказывался выполнять обычную для мужчин гетеросексуальную функцию и что Вивекананда, его ученик, мог удовлетворять сексуальные прихоти гуру в пассивной роли, казалась многим индийским националистам «крайне тревожной»[578]. Одна только мысль о том, что мужчина способен добровольно согласиться на «женскую» роль в половом акте, растревожила, по мнению Колдуэлл, былые представления о «женоподобных» индийских юношах. Как отмечали некоторые другие писавшие об Индии авторы, британский взгляд на индийских мужчин как «по-бабьи изнеженных» был частью так называемого колониального дискурса[579].