Ужасное наследство

     Наших родителей пригласили за город на дачу друзья. Стояли чудесные весенние деньки. И они, конечно, взяли нас, детей – надо же нам подышать чистым воздухом. А вот Яра – нет, матери показалось это неудобным. Дед ушёл в ночную смену на сталелитейный завод, где, как и отец, работал на машине с чудным названием – мульдозавалочная. Дома остались бабушка и собака. Погода в тот день была отличная. Трава уже пробилась, и деревья слегка подёрнулись сочной изумрудно - салатовой дымкой. Упоительная свежесть витала в воздухе. Взрослые занимались приготовлением к пикнику. Отец, пропустив рюмочку, любил частенько приговаривать, что шашлыки требуют внимания и понимания. Мы с Сонюшкой, как две гончие, обегали все окрестности, устали, залезли на сеновал и от избытка то ли кислорода, то ли движения, задремали. В поверхностном сне я стал думать о Яре. И привиделся мне огромный пёс, а за хвост его крепко держалась маленькая девочка. Пёс сидел ко мне спиной, но хвостом радостно молотил, потому что чувствовал, что я приближаюсь. А девочка билась о землю от ударов его хвоста, как тряпичная кукла, но рук не отпускала. Подойдя ближе, я увидел – это моя бабушка, только ещё дитя, но её лучистые глаза закрыты. И тут я понял, что бабушка умерла. Пёс, часто дыша, повернул ко мне свою огромную голову, и я узнал в нём Яра, из пасти которого падала хлопьями кровавая пена. На этом я проснулся, пулей помчался с сеновала к родительской машине, достал из рюкзачка толстую тетрадь и записал свой сон. Удовлетворившись проделанной записью, вернулся за сестрой. София всё спала, а я смотрел на неё с любовью и думал: «Мы навсегда вместе».

     В те годы ещё не было мобильной связи. Но у приятелей матери на даче был установлен стационарный телефон, так как муж её, помнится, был какой-то значимой фигурой в МВД. Под утро позвонил дед. Мать рыдала отчаянно и безутешно, и отец успокаивал её со слезами на глазах. Запах корвалола и валерианы, казалось, пропитал всё вокруг. Наверно, у любого чувства особый запах. С того дня для меня так стало пахнуть горе. Нам с Софией не сказали, что произошло. Но мне было и не надо. Я знал, но не понимал, откуда: ночью Яр перегрыз горло бабушке, пока она спала. Оторвать его от неё не смог даже выстрел деда, за которым послали кого-то из соседей. У него было охотничье ружьё, с которым он мечтал поехать охотиться на уток и Яра захватить с собой. Только вышло, что поохотился дед в ту ночь последний раз, на нашего пса. Вы думаете, я не страдал? Часть моей души умерла вместе с бабушкой. Одновременно я понимал, что каким-то мистическим образом причастен к её смерти, но испытывал и облегчение – меня не разлучат с Софией. Бабушки не стало, и больше никто не будет внушать матери избавиться от меня.

     Хоронили бабушку тёплым майским днём. Мы с Софией остались дома под присмотром соседок – злобных тёток, которые считали меня сумасшедшим щенком. Я сидел под столом в огромной коммунальной кухне и слушал, как они злорадствуют о нашей семье, об ужасной смерти бабушки и, куда уж без этого, обо мне. «Нечистое тут дело, нечистое». – Вот к какому выводу пришли отвратительные сплетницы. К слову, они очень быстро получили прописку на городском кладбище, я заспал и их.

      После похорон в доме стало непривычно тихо, словно всё живое и доброе сгинуло безвозвратно. Тишина была настолько напряжённой, казалось, самой малости хватит, чтобы взорвать её. И кто знает, во что она превратится тогда, эта пугающая тишина. Взрослые винили друг друга в происшедшем. Дед – мать, что не взяла Яра с собой. Мать – деда, что не смог спасти бабушку. Отец – их обоих, что купили нам с Софией рокового пса - убийцу. Никому из них не пришло в голову, что виноват я. По крайней мере, пока не пришло.

     Через некоторое время мать, наконец, нашла в себе силы разобраться с бабушкиными вещами. Помимо фото, которое я видел, за подкладкой замечательного кожаного ридикюля покойной матери она нашла завещание, оставленное ей. Поначалу взрослые были искренне удивлены, потом недоумевали, где-то даже откровенно злились. Бабушка оставила нам старый каменный дом и огромный участок земли, на котором он находился. Ничего не поясняя, она поставила условие: не жить в нём, а продать и купить взамен другой. Злились родители из-за того, что они ютились в тесноте, а где-то, оказывается, пустовал домина, пусть и в трёхстах километрах от места нашего проживания.

     И вот в ближайший выходной все вместе мы отправились  посмотреть на «родовое гнездо», как выразилась мать. Чем ближе мы подъезжали пункту назначения, указанному в завещании, тем больше накатывал на меня необъяснимый ужас. Я пытался объяснить матери, что нам – детям туда нельзя, но она отмахивалась от меня, как от назойливой августовской мухи. Наверно, мысленно мать уже распланировала, как они отстроят и обновят собственный дом. И мы покинем, наконец, ненавистную коммунальную квартиру и будем жить на природе и без осточертевших соседей.