Вода вдруг забурлила, и парень разом сделался ужасно тяжелым, слишком тяжелым, и поверхность воды скользнула вниз по его лицу, и он жадно глотал воздух, а потом его левая рука подогнулась, и мальчишка упал прямо на него, и изувеченная правая рука Риваса оказалась зажатой между ними. Он взвизгнул — такой высокий звук могла, наверное, услышать только собака — и провалился в небытие.
Некоторое время он смутно осознавал, что лежит лицом вверх, что поперек живота его лежит что-то тяжелое, в спину врезаются какие-то выступы пола, но он, как это ни неудобно, даже не делал попытки встать. Он не задумывался о том, что его разбудило, поскольку в намерения его входило поспать еще. В конце концов, было еще темно.
Впрочем, кто-то уже встал и расхаживал вокруг. Кто-то даже насвистывал.
Потом где-то над его головой сдернули в сторону мокрый брезент, и в его зажмуренные глаза ударил свет. В нос ударили запахи пива, пота и рыбы.
— Ну?
Ривас не открыл глаз и не пошевелился.
— Э… — продолжал голос. — Тута, в этой, никакой Крови.
— А что же там тогда? — раздраженно поинтересовался другой голос.
Ледяной щеки Риваса коснулся чей-то горячий палец.
— Тута… это… ну, Джо, тута пара парней мертвых.
— Мертвых парней. — Ривас услышал, как скрипнул стул. Он зажмурился еще крепче и затаил дыхание, когда гулкие шаги приблизились. Если они думают, что ты мертв, сказал он себе, побудь мертвым. — Будь я проклят, ты не ошибся. Я думаю, это Сойки пытались бежать. Вот черт! А мы уже заплатили за порошок, что здесь должен был быть…
— Мы можем получить деньги обратно?
Последовала пауза, потом раздосадованное ругательство. Башмаки затопали обратно.
— Не так-то это просто. Я хочу сказать, стоит ли вообще возникать. Ну, допустим, покажем мы им этих двоих и скажем: гляньте, типа, эти парни утопили Кровь и залезли на ее место, да только сказать так — все равно что признать, что мы знаем, откуда ее привезли. Они ведь там, в Священном Городе, тратят лишнее горючее, волоча эти корзины за бортом, не только для того, чтобы охлаждать продукт, — главный смысл-то в том, чтобы парни вроде нас могли отцепить их побыстрее, не заглядывая в ихнюю лодку. А порошок в стекле и железе, так что ему вода нипочем. Они не хотят, чтобы хоть какие слухи ходили про связь Ирвайна с Венецией. Нет, боюсь я, придется нам проглотить эту потерю. По мне, так лучше ее проглотить, чем пулю.
— А их куда? Выбросить?
Послышался вздох.
— Пожалуй, так.
— Просто в мусор?
— А что смысла тащить их куда-то? Или ты хочешь помолиться над ними?
Вместо ответа, должно быть, последовал какой-то жест. Следующее, что понял Ривас, — это что помятую металлическую корзину с шумом волокут куда-то по неровной поверхности. Он сжался, плохо представляя себе, из чего может состоять здешний мусор.
Все оказалось чертовски просто. Корзину толкали до тех пор, пока нижний угол ее не уперся в низкий порог — тогда она просто перевернулась и вывалила двоих своих обитателей.
Ривас ощутил, что летит, кувыркаясь, в воздухе — это напомнило ему что-то, но что именно, он понять не успел, — и почти сразу же врезался в груду гниющего мусора. Скользя вниз по истлевшим деревяшкам, коробкам и пищевым отбросам, он исполнился уверенности в том, что он с мальчишкой далеко не первые, кого спустили сюда.
Испытывая дурноту от боли в руке, Ривас некоторое время просто полежал на солнышке у основания мусорной кучи. Когда боль немного унялась, он сел, осторожно пошевелил руками-ногами, проверяя, не сломал ли чего при падении — вроде ничего, — и огляделся по сторонам в поисках продвинутого мальчишки. Тот лежал на спине справа от него. Он дышал.
Ривас посмотрел на свою правую руку. Пальцы распухли и почернели, и, по меньшей мере, два из них, похоже, крепились к его руке не слишком надежно. Бедная моя рука, печально подумал он.
Он еще раз осмотрелся, не обращая внимания на любопытные взгляды двух рывшихся в мусоре мальчишек. Он находился в довольно большом дворе, окруженном высокими, заросшими поверху зеленью стенами; в одно из выходящих во двор окон его, похоже, и выкинули. Сквозь большой проем справа от него виднелся отрезок переулка, мостовую которого кто-то, явно в попытке оживить хоть как-то, расписал ярко-синими птицами. Да, определенно похоже на Венецию, подумал он.
Он встал и, хромая, подошел к продвинутому. Тот лежал, широко открыв глаза, глядя в полуденное солнце, и Ривас нагнулся, чтобы закрыть их.
— День добрый, Севативидам, — устало сказал Ривас.
— Я пришел увести у тебя одну из них.