Ужин во Дворце Извращений

— Дайте подумать, — произнес он, театрально заламывая бровь. Безумие всей этой ситуации — мужчина, не исключено, что голый, сидевший перед ним, подводные сиденья, красиво оформленные меню, парадные костюмы и шапочки из фольги за соседними столами, перспектива попробовать отравленную еду под самыми изысканными соусами и приправами — вызывало у него острое желание истерически хихикнуть. — С вашего позволения я бы выбрал camarones del diablo[14].

— Ах, сэр, — с виноватой улыбкой сообщил официант, — это блюдо подается только с креветками-мутантами. — Он развел руками, показывая размер креветок-мутантов.

— Отлично, — равнодушно махнул рукой Ривас. — И к этому, пожалуйста, пару бутылок «Дос Экис».

— И бутылку рислинга «Санта Барбара» для дам, — добавил Сойер. — А мне с этим джентльменом бутылку текилы и графин «Сангриты».

Официант кивнул, собрал оставшиеся меню и уплыл.

— Хотя в тот момент я не понял, что это такое, — сообщил Сойер Ривасу, — я ощущал ваше проникновение в мои воспоминания, когда вы использовали боль для борьбы с Кровью. — Он сложил пальцы пистолетом и ткнул ими в ближних гостей. — Бах, бах! — Он повернулся обратно к Ривасу. — Поэтому мне кажется, вы поймете то, что я намерен вам сказать. Я обнаружил в этих местах знания — технические знания, — которые, пусть в настоящее время ими и пренебрегают, заставляют меня поверить в то, что без жертвования туземным телом и расточительного расходования личной энергии при покидании этого… места можно и обойтись. Понимаете? Я убежден, что тело можно сохранить, соорудив машину, в которую оно помещается и которая переносит его в следующее… место.

Ривас едва удержался от восклицания: «Космический перелет!» Вместо этого он просто кивнул.

— Вы понимаете, что я имею в виду, — заметил Сойер, одобрительно качая головой. — И если вам случилось посмотреть на юго-восток во время вашей прогулки по задворкам Священного Города, вы, возможно, видели мой мыс Канаверал. Бах! Бах! Бах! И мне известно, что вы имели возможность беседовать с одним из побочных производных, известных как… ну, вы понимаете, что я имею в виду. И вам известно, какими возможностями к самовосстановлению и самоисцелению оно обладает моими стараниями. Поэтому вы понимаете: я предлагаю вам, мой мальчик, бессмертие и невообразимые путешествия, а также больше знаний, чем имел когда-либо любой из живших… не считая, разумеется, меня.

Ривас сделал еще глоток и покачал головой — скорее удивленно, чем в знак отрицания.

— Возможно, я, — медленно произнес он, — возьму назад эпитет «невозможное». Давайте рассмотрим «неискреннее». Почему я? Вам-то это зачем?

— Пожалуйста! Касательно того, что с этого имею я, признаюсь, в настоящее время несколько… как бы это сказать… распылился, рассредоточился… Словно фермер, взрастивший обширные поля богатого урожая, но у которого нет ни батраков, ни лошадей, а всего две-три корзинки. К тому же десять лет назад я по глупости позволил себе… гм… экстравагантную шалость, вымостившую Священный Город стеклом. Бах! Бах!

Ривас кивнул, припомнив внезапную ослепительно белую вспышку в воспоминаниях Сойера.

— Поэтому, — продолжал Мессия, — я пришел к выводу, что полноправный партнер куда полезнее обилия ничего не знающих работников, которые могут плавать туда-сюда между этим местом и Ирвайном — бах! — но не могут проследить за тем, чтобы все действовало как надо, и, возможно, помогать мне полезными советами; в конце концов, мне весьма нужна точка зрения умного и информированного туземца. Мы можем представить вас как этакого современного святого Павла — некогда беспощадного гонителя истинной веры, но ныне просвещенного и прощенного, одного из ее крепчайших столпов! Как вам? Мне нравится. Грег, Грег, что ты гонишь меня?

Он довольно хихикнул.

— Что же до того, — продолжал он, — почему именно вы… Дружище, да вы себя недооцениваете! Я ведь тоже узнал о вас кое-что за время наших недолгих психических контактов. Ба, да ведь до сих пор за все мои путешествия, клянусь, я не встречал настолько родственной мне души! Признайтесь же: другие существа интересуют вас лишь в той мере, в какой они являются для вас забавой или, напротив, помехой. Подобно мне, вы с жадной бесцеремонностью потребляете все, что можете получить от них, и совершенно безразличны к тому, что станет с ними после; собственно, сам вид их после вам противен, словно вас заставляют доедать остывшие, заветрившиеся остатки трапезы! И, подобно мне, средоточием всех ваших интересов, если убрать притворство и позу, единственным, достойным вечного восхищения, являетесь вы сами. Мы с вами великолепно понимаем друг друга, мой мальчик. Мы можем, не притворяясь во взаимной страсти, неплохо помогать друг другу. Мы ни с кем не сливаемся, мой мальчик. Мы потребляем. Вы и я всегда сами по себе. Так сказать, держащиеся особняком частицы целого. — Сойер хрипло рассмеялся. — Мы с вами два сапога пара.

Ривас смотрел в жирное, ухмыляющееся лицо и понимал, что никто не проникал в его душу так глубоко.