— Игорь Андреевич настоящий умница, — пожурил Цыганкова Иван Иванович. — И деньжат у него поболе твоего, и возможностей. Ценить его надо.
— То есть как? Чего угодно-с? — Цыганков изобразил, что снимает шляпу. — Нет, мы бедные, да гордые.
Марго отвлекла Ивана Ивановича, разговор на том кончился.
Вечером Шурочка прямо высказала Цыганкову, что ей не понравилось его поведение, а он раздраженно ответил, что обойдется без ее советов.
— За что ты меня обижаешь? — спросила она. — Я же хочу, чтобы ты оставался самим собой!
И они поссорились.
Правда, наутро Цыганков извинился, и мир был восстановлен. «Это я виновата, — думала Шурочка. — Он ради меня не хочет никому уступать… Боится обнаружить, что Игорь Андреевич подавляет его». Она решила в следующий раз вмешаться и поддержать Цыганкова.
Днем Иван Иванович объявил, что приглашает молодую компанию на ужин в зимнем лесу. Приглашение было принято. В ранних сумерках расписные санки, запряженные гнедой лошадью, повезли всех к назначенному месту.
На поляне, окруженной соснами, кем-то были выложены пирамидкой сухие поленья, с дощатого стола и скамеек сметен снег. Подросток-возница вытащил из саней большую кастрюлю с мясом, развел огонь и принялся носить к столу бутылки и свертки.
Снег лежал розовый, а в ложбинах — синеватый. Солнце уже село. На закате разлился яркий красно-розовый свет и плавно соединялся с зеленовато-фиолетовыми сумерками.
Пока прогорали дрова, Иван Иванович велел откупорить одну бутылку. Шурочка прежде не пила водки, но выпила почти без страха. Все смотрели на нее. Иван Иванович поднес к ее губам горсть квашеной капусты.
— А вообще-то невкусно! — призналась Шурочка, чувствуя, что от нее чего-то ждут.
— Согласен целиком и полностью! — одобрительно вымолвил Иван Иванович. — Очень невкусно.
За столом происходила веселая неразбериха. Летели вверх искры костра, шатались тени сосен. Пламя отражалось в черных, без белка, глазах лошади.
Разговор еще не установился, еще в нем преобладала гастрономическая тема, еще Иван Иванович, как хозяин, предлагал попробовать то маринованных подберезовиков, то ветчины, то моченых яблок. Но вот прошло несколько минут, вспомнили о кинофильме, объявленном на вечер в клубе, и решили, что не стоит туда торопиться, так как это дрянь несусветная о современном производстве. Марго с простодушным видом стала расспрашивать Иваныча: в чем таится духовная жизнь подобных ему людей дела? Тот, уловив подвох, прижмуривал маленькие глазки, молча смотрел на нее.
— Иван Иванович ужасный ретроград, — усмехнулся Игорь Андреевич. — Льва Толстого перечитывает на сон грядущий.
— А вы? — спросила Шурочка. — Для вашей робототехники требуется любить модернистов?
Игорь Андреевич махнул рукой: мол, какие, к черту, модернисты!
— Предпочитаю техническую литературу и песни Высоцкого, — сказал он. О человечестве думаю в целом хорошо. Женат. Несудим. Какие еще вопросы?
— А можно сделать мыслящего робота? — продолжала Шурочка. — Чтобы вам его было жалко, как человека?
— Ты хорошая девочка, — улыбнулся Игорь Андреевич. Его моложавое твердое лицо приблизилось к ней; на скуле и в углу глаза лежали красноватые отсветы костра. — Давай прокачу тебя на санках?
— Давайте, — согласилась она и посмотрела на Цыганкова. Тот пожал плечами, но ничего не сказал. — Нет, лучше потом, — передумала Шурочка.
— Надо повторить! — торопливо вмешался Адам, словно хотел удержать ее, правда, с опозданием. — Иван Иванович, тост!
Через полчаса поспели шашлыки. Поляна уже казалась обжитой, все чувствовали приятную расслабленность и доброжелательность. Цыганков вспомнил приключения в шабашных бригадах, свою ловкость и предприимчивость. Он разыгрывал в лицах, как брали у него взятки: одни — застенчиво, другие весело, третьи — с презрением. Он как будто хотел раскрыться без утайки, без стеснения и продемонстрировать темные стороны жизни, касаться которых, пожалуй, мудренее, чем овладеть какой-то робототехникой. Однако с ним никто не спорил, его вызов остался незамеченным.
Игорь Андреевич рассказал потом о своей случайной встрече с Высоцким: знаменитый певец был маленького роста и поразительно не походил на супермена, каким его часто представляли. «Поэтому, — признался Игорь Андреевич, — я был разочарован и предложил ему побороться руками. Он не отказался. Я легко положил его. Тут же он потребовал снова бороться. На что он надеялся? Пусть я не богатырь, но кое-какая силенка есть… Сцепили мы кисти — и я медленно ему поддался. Стыдно стало, что ли… Зачем, думаю, настроение человеку портить? Завидую чужой славе? Ведь не в росте и силе все дело…»
Игорь Андреевич вытащил из сумки магнитофон, и над поляной понесся хриплый надрывный голос поющего человека. Слушали молча, с какой-то неловкостью, возникшей от мысли, что этот человек уже умер, а они живут…
Шурочка поправила ворот шубки, запахнулась поплотнее.
— Замерзла? — заботливо спросил Игорь Андреевич и обнял ее за плечи.
— Но-но! — вдруг прикрикнул Цыганков. — Оставьте девушку…
— Зачем так шуметь? — улыбнулся Игорь Андреевич и убрал руку.