Узкий круг

«Что ж, они вправду сильные женщины, — подумал судья. — Вот мой сын прост и ясен, как совершенство, а у них сдвиг в сторону, они своевольны и зубасты».

Хохлов положил ладонь на нежно-слабый затылок дочери и сказал:

— Ишь, коза!

За это долговязое создание в красной ковбойке он боялся больше всего. Коротко подстриженная, с пухлым ртом и ласковыми глазами, она казалась слишком простодушной для нашего времени.

Шурочка откинула назад голову, прижалась затылком к руке отца. «Дитятко ты родное!» — мелькнуло у него.

— Если бы у тебя сорвалась свадьба? — спросил Хохлов. — Митя бы заступился за тебя, верно?

— Сперва у меня спроси, — улыбнулась она. — Захочу ли я? Ты, папочка, в душе настоящий домостроевец.

— Обожди. Я у Мити спрашиваю. Помню, у меня было дело: четверо изнасиловали женщину прямо на глазах у мужа. Я на суде у него спрашиваю: что вы сделали, чтобы помешать преступлению? Он удивляется: как один может остановить четверых? Вот и я спрашиваю: заступился бы брат за сестру?

— Брошенная невеста осталась в положении? — спросил Митя.

— К ее счастью, нет. Но это не умаляет оскорбления.

— Какой-то глупый разговор, — заметила жена Хохлову. — Зачем тебе испытывать нас в качестве жертв?

— Просто честные люди часто оказываются жертвами, — сказал Митя. — Папа хочет проверить нашу боеготовность. Мы за себя постоим.

— Мерси, — весело вымолвила Шурочка. — Мы гармоничные дети. Правда, папочка? Я знаю, почему мы тебе нравимся.

— Почему?

— Мы послушные. Вам с нами удобно.

Он многозначительно поглядел на жену, задетый скрытым осуждением или насмешкой, прозвучавшими у дочери.

— Что ты имеешь в виду? — спросила Зина Шурочку.

— Ничего плохого, мамочка.

— Она хочет сказать, что мы непохожи на вас, — объяснил Митя. — Просто мы из другого поколения.

— Вы вполне самостоятельны, — согласился Хохлов. — Мы уважаем ваше право на свободный выбор…

— Неужели вам интересно, что мы выбираем? — спросила Шурочка.

— Лишь бы потом не страдали да не мучились, — ответила Зина.

— Вот, вот, мамочка! «Не страдали, не мучились»! Ваш страх должен стать нашим законом?

— Она хочет сказать, что у нас разные стили жизни, — снова объяснил Митя. — Вы прорывались из бедности, вкалывали до седьмого пота ради нашего благополучия, а нам можно жить разнообразнее.

— Значит, мы только добытчики? — спросила Зина. — Митя, это как-то очень простенько! Можно подумать, мы с отцом книг не читаем, не путешествуем, не общаемся с друзьями. Ну разве это так?

— Ну пошло-поехало, — покачал головой Хохлов. — А я не вижу ничего плохого, что главное для меня — работа. И за вас, детки, мне порой боязно. Как у вас все сложится? Какой ценой? Если хотите — живите разнообразнее. Но есть опасность: большинство не поймет вашего желания. Наше общество еще не так богато, чтобы поощрять у молодежи развлекательный стиль жизни.

— Ты очень умный, папочка, — по-детски прощебетала Шурочка. — Я не понимаю Митю. Он философствует, а я просто хочу поехать на каникулы в лыжный пансионат. Вы мне позволите взять с моей книжки триста рублей?

— Триста? — не поверила Зина.

— Триста, мамочка. Это ведь мои деньги. Их бабушка завещала мне и брату. Я поеду с одним человеком. Хочу быть независимой.

«У нее уже есть парень, — подумал Хохлов. — Она взрослая девушка, и Зина давно решила задачу, как объяснить ей, чем кончаются для девушек некоторые безрассудные поступки…»

Ему стало жаль Шурочку и себя. Он посмотрел на жену, надеясь, что Зина поможет. Но Зина стала допытывать, кто этот человек, и в ее голосе появились педагогические нотки, а Шурочка неопределенно улыбалась и оттягивала цепочку на шее. Хохлову все это не понравилось. Он вспомнил, что Зина не хотела рожать второго ребенка; тогда они еще жили в Грушовке; и потом вспомнил, что приходившая сегодня грушовская старуха знала его мать и, возможно, его вину перед покойницей. Наверное, Митя и Шурочка тоже считали, что отец бросил свою мать умирать в одиночестве?

Зина сказала:

— В твоем возрасте просто неприлично тратить такие деньги!

— Я могла их взять без твоего разрешения, — возразила Шурочка. — Ничего неприличного не вижу.

— Ладно, Зина, — сказал Хохлов. — Разреши.

Жена встала, принялась убирать чашки и, гремя ими больше обычного, как будто продолжала разговор. Хохлова тяготило такое общение. Она показывает свое недовольство? А что мы? Вот Шурочка выскальзывает из-за стола, щебечет: «Я сама, мамочка» — и моет посуду. Митя протирает столешницу. Стол поскрипывает. Зина, у которой отняли кухонную работу, смотрит то на детей, то на Хохлова.

— Ладно, Зина, — успокоил он ее. — Мы ведь доверяем своей дочери…

Других доводов у него нет. «Мы не бессильны, — хочет сказать Хохлов. Мы научили нашего ребенка, как надо жить. Теперь не переучишь».

— Не верится! — воскликнула Зина. — Девушка берет деньги, чтобы везти парня отдыхать. Что за отношения?

— Хватит об этом! — сказал Хохлов.