Читаем Узлы полностью

"Как получилось, что старшие дочери выросли такими - черствые, эгоистки?.. Если бы я, мать, была невежественной, грубой... Сколько чужих детей выучила, добрыми воспитала, научила людей любить. Неужели родных детей проглядела? Сейяра - первенькая, баловали все ее, каждое желание девочки исполнялось, как по волшебству. И ведь радостно было делать это для ребенка. Случалось, начнет капризничать, надо бы шлепнуть, наказать... Рука не поднималась. Жалко. И с Перване так же было. Привыкли обе, что мать для них живет. Сама, сама сделала их такими, а когда родилась Пакиза - у нее уже не было сил. Младшую некогда было баловать. И ей, Пакизе, больше всех доставалось. Почему добро злом оборачивается?"

Пакиза тихонько вышла на кухню, присела на табурет.

"Время придет", - сказала мать. Который раз заводит она разговор об этом... Все твердит, что Пакиза не должна упускать своего счастья. А где оно, это счастье, кто знает?

Нельзя сказать, что Пакиза была красивее сестер. Да и держалась она как-то в стороне всегда, от каждого нескромного взгляда сжималась. И все-таки, когда сестры бывали вместе, не темная, большеглазая Сейяра, не кокетливая Перване, а именно Пакиза привлекала взгляды мужчин. И характер у нее был ровнее, мягче. Не раз стучались сваты в дверь Наджибы, но Пакиза все находила повод отказывать самым, казалось бы, завидным женихам. Одним говорила, что готовится в аспирантуру, другим, что мать больна - не до сватовства. Ее раздражало само появление свах.

С товарищами по институту она была ровной, приветливой, никого особо не выделяя, хотя и здесь ее отличали вниманием уже всерьез приглядывающиеся к девушкам студенты. В особенности Рамзи. Пакиза и не заметила, как постепенно оттеснил он от нее своих "соперников", окружил предупредительной заботой. Стоило Пакизе спросить о новом фильме, как Рамзи в тот же день являлся с билетами. Если летняя практика разъединяла их на месяц, два, он писал ей теплые, шутливые письма, где каждая строчка дышала нежностью. И все-таки мысль о том, что они могут пожениться, ни разу не приходила ей в голову.

- А чем плох Рамзи? - осторожно начинала порой мать.

Действительно, чем плох, Пакиза и сама не знала. В одном была уверена: это не тот человек, с которым захотелось бы ей идти рядом всю жизнь, не тот, перед которым распахнутся все уголки ее сердца. И когда сваты осаждали Наджибу, та только руками разводила:

- Что делать, сердце ее молчит.

- А не слишком ли ты требовательна? - сказала ей как-то одна из подруг. - Будешь так привередничать, останешься старой девой. Знаешь, что такое одиночество?

Но неужели лучше связать свою судьбу с нелюбимым человеком только ради того, чтобы не остаться в старых девах?!

В последнее время все чаще и чаще думала об этом Пакиза. Даже себе боялась признаться, но что-то изменилось в ней после возвращения из Москвы. Иногда на улице, в толпе, на автобусных остановках ловила себя на том, что волнуется, вспыхивает, встречая человека, чем-то отдаленно напоминающего Васифа.

Разве никто до сих пор не рассказывал ей о своей судьбе? Что может быть общего между нею и этим гордым человеком, который сквозь тяжелые годы пронес удивительную веру в людей, в будущее. Не старался вызвать сочувствие и так искренне потом благодарил ее за теплоту и участие... Сначала она по-человечески пожалела его, а узнав ближе, устыдилась этой своей жалости, чувствуя, как покоряет ее внутренняя сила его характера, гордость и вместе с тем ничем не защищенная уязвимость.

Она знала и других людей. Среди ее знакомых были и такие, что всю войну не покидали своих уютно обжитых домов, своих мягких постелей. Но вот стоит перегореть электрическим пробкам, и они уже брюзжат на время, на людей, на наши законы.

Пакиза и сама не всегда отличалась терпимостью к неудачам. Бывали мгновения, когда и ей жизнь казалась неинтересной, бессмысленной. Но как все это мелко по сравнению с тем, что вынес Васиф.

Удивляло ее и другое, - судя по всему, никого на родине у него не осталось, никто не ждал его дома. Почему же так рвался он в родные края? Неужели действительно так властен воспетый поэтом "дым отечества", и горький и приятный?

Где он сейчас, Васиф, каково ему? Что помешало ей пригласить его к себе, может быть, помочь устроиться, разыскать давних друзей? Ложная стыдливость, страх перед общественным мнением? Почему люди так спешат всегда осудить тех двух, чьи отношения не укладываются в рамки обывательских канонов?

Где он сейчас?

- Ты хочешь что-нибудь рассказать мне? - спросила однажды мать, наблюдая, как долго смотрит в книгу Пакиза, не переворачивая давно прочитанную страницу.

- Да, мама.

Мать и дочь связывали завидно ясные и искренние отношения. Наджиба доверяла дочери, уважала ее маленькие тайны и никогда не вскрывала писем на имя Пакизы. Это нечасто бывает в семье. И надо обладать поистине мудрым "слухом сердца", чтоб утвердить в отношениях с взрослой дочерью не знающую компромиссов прямоту.

Наджиба внимательно выслушала Пакизу.

- Сейяра знает, о его приезде?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее