Когда Васиф вернулся в купе, соседка его, казалось, целиком была поглощена журналом.
- А знаете что, - весело предложила она, - давайте вместе поужинаем!
Она достала из дорожной сумки термос, жареную курицу, яблоки. Васиф потянулся было к своей сетке, искренне обрадованный предложением, но что он мог добавить к этой изысканной закуске? Картошку в мундире и ломти черного хлеба. А она, болтая и подшучивая над своей вместительной сумкой, продолжала выкладывать конфеты, пирожные, лимоны.
- Простите, но я... Я лучше в ресторан. Там, наверное, есть горячее, суховато сказал он, поднимаясь.
- Горячее? Пожалуйста! У меня в термосе горячий бульон. Как говорят, дервиш богат тем, что у него с собой. Ну, пожалуйста...
- Спасибо, - буркнул он, закрывая за собой дверь. В коридоре уже никого не было. Пройдя поближе к тамбуру, Васиф устроился на откидном сиденье.
Подождав немного, Пакиза нехотя отломила крылышко и, едва попробовав, отодвинула курицу. Может быть, самой заварить чай? Такого он не найдет ни в одном самом лучшем ресторане. Разве что в геокчайской чайхане. Да, конечно, от чая он не откажется. Она взяла банку, вышла в коридор. И не сразу заметила склонившуюся к бумажному свертку фигуру. Глядя прямо перед собой в стенку, Васиф чистил холодную картофелину. Едва не выронив банку, Пакиза бросилась обратно в купе. Боже мой, хоть бы не заметил, не догадался бы, что я видела!
Минут через двадцать вернулся Васиф. Пакиза сосредоточенно смотрела все на ту же страницу журнала, с которой улыбался Поль Робсон.
- Хотите? - Она протянула ему свежий "Огонек".
Васиф повертел журнал в руках и, решительно отложив в сторону, глухо сказал:
- Я, конечно, ценю вашу чуткость. Но... Я принесу вам кипяток. Давайте вашу банку.
Пакиза прикрыла ладонями вспыхнувшее лицо.
- Я не хотела. Простите, пожалуйста...
- За что? За то, что вы пощадили мое самолюбие? Давайте, давайте банку.
Пакиза упрямо накрыла банку ладонями. В дверь постучали.
- Телеграммы... Кто хочет послать телеграмму? - В большой не по росту форменной фуражке протиснулся в дверную щель узкоплечий, плутоватый мальчишка лет шестнадцати. - Даста-а-авим срочно! Торопитесь, чтоб не опоздали встречающие!
- Ой, как хорошо, - обрадовано встрепенулась Пакиза. - Чуть не забыла!
Она открыла светлую тисненую сумочку, аромат дорогих духов заполнил купе.
- Вот. Спасибо, дорогой. Сам не знаешь, как выручил. До свидания. А вы? Вы отправили телеграмму своим? Нате, он оставил несколько бланков.
- Некому.
Васиф опять замкнулся, и Пакиза поспешила заговорить о другом. Но о чем говорить двум бакинцам вдали от родного города?
- Вы из самого Баку?
- Да. А вы?
- В Баку живем давно. Но родилась я в поселке Раманы.
Васиф даже привстал от радостного удивления.
- Выходит, мы с вами земляки? Я ведь тоже из Раманов! Извините, из чьего вы рода, - так, кажется, говорили в старину?
Девушка улыбнулась, чуть вздернутая губа открыла ровные, крупные зубы, и это опять чем-то встревожило Васифа.
- Сейяру знаете? - спросил он.
Она заметно насторожилась.
- Так зовут мою старшую сестру. А что?
Васиф ответил не сразу.
- Ну вот... Теперь мне все ясно. Вы очень похожи на нее. Я ведь с первого взгляда... Очень похожи. Как она живет?
- Ничего. Вы, наверное, знаете ее близко?
- А как же! Росли вместе.
Руки девушки беспокойно задвигались над все еще заставленным столиком.
- Я, кажется, угадала... Вы сын Усатого аги, Васиф... Верно?
Васифу понравилось, как почтительно произнесла она дорогое имя отца, назвав его подпольную кличку.
- Я читала книгу о вашем отце. Помните эпизод, где он организует стачку раманинских рабочих, собирает деньги для революционеров во время игры в "хан-хан"? Помните? - Грозно сдвинув брови, она негромко пропела:
Хан приехал!
Великий хан!
Тяжелой поступью явился!
Ура великому хану!
Васиф рассмеялся:
- Спасибо, что не забыли.
- Разве можно забыть? О вашем отце с любовью вспоминают люди. И о вас слышала много хорошего. Но мы думали... Как я рада, что все эти тревожные слухи оказались выдумкой. Вы живы...
- Как знать, - с иронией ответил Васиф, - если бы меня не считали погибшим, навряд ли вам довелось бы услышать обо мне хорошее. О мертвых плохо не говорят.
Почувствовав, что опять нечаянно коснулась чего-то запретного, замолчала и Пакиза.
"Как трудно с этим странным человеком, - подумала она огорченно. - Вот опять замкнулся. Лучше уж молчать. Но почему его ранят самые простые слова, почему?"
Сестра Сейяры... - удивленно думал Васиф. Той самой Сейяры, которой он написал когда-то свои первые восторженные стихи. Узнает ли его сейчас Сейяра? У нее такие же чуть вздернутые к вискам глаза. И родимое пятно на руке, только повыше. Поэтому так взволновало его это темное пятнышко на руке спутницы. Надо ж такому было случиться! Сестра Сейяры...