В ад с чистой совестью

– Нет. – Лицо Владимира стало еще более скорбным. Он тяжело вздохнул. Я видела, как трудно дается ему рассказ, но во чтобы то ни стало хотела услышать его до конца. – Она умерла от горя, когда он повесился. Это случилось через десять лет после их свадьбы. К тому времени она родила ему двоих детей. А он помешался на желании найти клад, который я спрятал. Он был одержим им, не работал, ходил, как привидение по поселку. А я-то, глупый, ликовал тогда, считая, что поделом ему. Я совершенно не думал, каково приходится Ольге. Она подвязывалась на любую работу, ни чем не брезгуя, в попытке прокормить детей. За десять лет превратилась в старуху. И все равно продолжала любить его.

Это уже не любовь получается, а какая-то одержимость. Я не могла себе представить, что можно так любить. Десять лет нищеты и каторжного труда способны убить любое чувство.

– Когда он окончательно свихнулся и повесился, она протянула еще полгода, а потом сильно заболела и умерла.

– Что же стало с детьми?

Мне стало не по себе, когда я представила всю степень горя этой женщины. Так нельзя любить, решила я. Лучше уж прожить совсем без любви.

– Они остались с бабкой – его матерью.

– И с тех пор его семья бедствует? – Мне стало интересно, кто это? Захотелось увидеть потомков его друга. – Они и сейчас живут в поселке.

– Нет. Когда старший мальчик вырос и женился, бабка еще была жива. Молодая жена не захотела, чтобы и ее дети росли в атмосфере ненависти, сеемой бабкой. Тогда они уехали отсюда далеко на север. Потомки до сих пор там и живут.

– А как же ты можешь знать, что они живут в бедности, если никогда не покидал это место?

– Трудно объяснить. Просто чувствую это, – уклончиво ответил Владимир.

– А когда ты… ну это?..

– Застрелился?

Я не могла сама задать вопрос и рада была, когда он догадался, о чем я думаю.

– Вскоре после того, как умерла Ольга. В какой-то момент я осознал всю степень собственного падения и не смог больше жить. Тогда я уже понимал, что клад проклят, что именно из-за него столько человек стали несчастными. Кроме того, мне не хотелось жить в мире, где не стало ее…

– А когда ты понял, что нужно найти клад и отдать его потомкам друга, чтобы исчезло проклятие? И кстати, это же мать друга прокляла тебя? – вспомнила я.

– Да. Когда повесился ее сын, она пришла ко мне и проклинала, на чем свет стоит. Она была очень злобная. Некоторые в селе даже считали ее ведьмой. Думаю, по ее милости я брожу по земле и ничего не помню про клад. Это действие проклятия. А понял я почти сразу, как только осознал, что я – приведение, замурованное в поселке, что никто не видит меня и не слышит. Как назло, дом пустовал столько лет, пока его не превратили в гостиницу!

– Если тебя никто не видел и не слышал, почему тогда у дома дурная слава, как ты утверждаешь?

– Ну… – он замялся, и на губах впервые с начала разговора появилась улыбка. – Я тут буйствовал немного… Иногда получалось так, что двигал предметы или издавал какие-нибудь звуки… Правда концентрации усилий это требовало неимоверной. Но… Одним словом, люди решили, что в доме живет привидение, как оно и было на самом деле.

– А откуда ты узнал, что нужно, чтобы кто-то поселился в доме, и, что только ему ты будешь виден?

– А я и не знал. Это получилось случайно. Просто сидел в своем любимом кресле, думал, а тут ты… испуганная. Вот тогда я все и понял мгновенно, а потом уже созрел план.

– Да уж… И как всегда, не повезло, догадайтесь кому, – ухмыльнулась я.

Температура потихоньку спадала. Только, надолго ли? Головная боль тоже притупилась, но не исчезла совсем, Наверное, это нормальное явление при простуде. А вот кашель доставлял настоящие мучения, беспрестанно душил, мешал разговаривать.

– А что там со следующим местом? Ты понял, где это?

Сейчас я, как никогда раньше, поняла, что поиски клада придется довести до конца. Несмотря на то, что в положительном результате сильно сомневалась, появилось безотчетное желание помочь Владимиру и семье его друга, кем бы они не были.

– Я много думал над подсказкой и… мне кажется это краеведческий музей.

– Музей?

Это что-то новенькое! Никакой заброшенности, грязи и плесени. Растем, Анфиса, выходим на новый уровень. Наверное, у меня на лице выражение стало ироничным, потому что Владимир быстро заговорил, как будто у меня появилось право передумать.

– Дом не всегда было музеем. Раньше там жил помещик Селедочников. Я приятельствовал с ним…

– А почему ты думаешь, что клад именно там?

– Просто, я отчетливо помню высоченные потолки в огромной зале поместья. А на потолке балки с нарисованными ангелами.

Ангелами? Ах, да, в подсказке было что-то про ангелов.

– А как звучала подсказка? Напомни, пожалуйста, – попросила я. Нужно записывать, раз память дырявая. Мне же это нужно для романа.

– В нем ангелы смотрят на землю с небес.

– И там, где солнце приветствует смерть, увидишь ты знак, на челе нареченный. В нем ангелы смотрят на землю с небес, – медленно процитировала я, скорее для того, чтобы запомнить последнюю строчку. А потом меня осенило: – Ты ничего не замечаешь?

– В каком смысле?