В Беловежской пуще

— Мы дали тебе время подумать. А теперь, если будешь продолжать свое глупое упрямство, мы найдем другие методы... То, что применили к тебе вначале, — просто невинная забава. И то ты потерял сознание. Итак?..

— Я обдумал... — тихо ответил узник.

— Замечательно! — Геритц торжествующе посмотрел на офицеров гестапо. — Слушаем тебя... Фамилия, имя, откуда прибыл, твои сотрудники? — посыпались на него вопросы.

— Я уже говорил, что моя фамилия вам ничего не даст.

— Ты предатель немецкого народа! — подскочил к нему Бинц и ударил его кулаком в лицо. Густав пошатнулся, коснулся спиной стены, но медленно выпрямился и ответил:

— Нет, я немец, как и вы, но другой. Это все.

— Ты предатель нашей священной родины! — медленно процедил сквозь зубы Грубер.

— Нет, герр оберштурмфюрер. Просто понятие «родина» имеет для меня одно значение, для вас — другое.

— Молчи, скотина! — Бинц снова бросился на него с кулаками.

— Я готов давать показания, — произнес узник.

— Хорошо. Оставьте его, Бинц, — вмешался Геритц. — Говори дальше!

— Мы боремся за иную Германию, и я выбрал свой путь борьбы...

— Шпионаж! — прошипел сквозь зубы Геритц.

— Называйте это как хотите...

— Скажи нам, ты действовал здесь один или имел сообщников: шпионскую сеть или помощников в лесу? — спросил Геритц.

— Нет, только один.

— А те, у которых скрывался, откуда передавал радиошифровки?

— Они знали только, что я скрываюсь. За молчание я им прилично заплатил. О радиостанции они ничего не знали.

— И только поэтому они не дали взять себя живыми? — спросил Геритц.

— Думаю, что да. Они знали, что их ожидает за укрытие врага третьего рейха.

— Где ты с ними познакомился?

— Когда ехал поездом из Гижицко в Элк, в вагоне познакомился с супругами Мейер, и они предложили мне ночлег.

— Сколько времени ты действовал как шпион в Восточной Пруссии?

— Пять месяцев.

— Работал на русских?

— Да.

— Занимался военной разведкой?

— Исключительно.

— Занимался диверсиями?

— Нет.

— Русские — смертельные враги немцев. Как ты мог работать на них?

— Они враги не всех немцев, гауптштурмфюрер.

Геритц пропустил мимо ушей ответ Густава и продолжал допрос:

— Тебя сбросили с самолета?

— Да.

— Одного?

— Да, одного, — отвечал Густав, смотря Геритцу в глаза.

— Знаешь, что тебя ждет?

Густав вновь взглянул Геритцу в глаза и спокойно ответил:

— Я готов ко всему, герр гауптштурмфюрер. Знаю, в чьих руках нахожусь.

Гестаповцы задали Густаву еще много вопросов, на которые он отвечал общими словами, уклончиво. На этот раз его не истязали. Геритц приказал отвести его в камеру.

— Что вы намерены предпринять, шеф? — спросил оберштурмфюрер СС Бинц.

Геритц прошелся несколько раз по кабинету, словно размышляя о чем-то очень важном, наконец остановился перед Бинцем и произнес:

— Он сломится. Я убежден, что так будет. Сравните его прежние показания, которые он давал несколько дней назад, с сегодняшними. Мы еще узнаем от него много интересного.

— Вы так думаете, шеф? Разве вы не знаете коммунистов? — удивился Бинц.

— Знаю их, пожалуй, слишком хорошо и допросил их в своей жизни немало. Но этот сломается наверняка. Есть в нем что-то особенное. Применим пока такую тактику: в течение недели прошу, герр Бинц, обходиться с ним без рукоприкладства и каждый день беседовать. Пыток пока не применять. Если сломается — хорошо. Нет — попробуем наши методы, которые развяжут ему язык. Прежде всего надо установить его помощников и явки в Восточной Пруссии. Важно, что мы наконец ликвидировали этого «пианиста». Вы, оберштурмфюрер Бинц, заслужили похвалу и награду за тончайшую разработку операции по его поимке.

— Следует ли вести дальнейшее наблюдение за улицей Людендорфа? — спросил Бинц.

— Нет. Если до сих пор туда никто не пришел, то наблюдение уже не имеет смысла. Пожар в этом доме и события, разыгравшиеся в нем, слишком хорошо известны в Элке и его окрестностях.

Темноту, царившую в подвале дома по улице Вальдштрассе, лишь изредка на какое-то мгновение нарушали огоньки сигарет. Марцин и разведчик, служивший в охране здания гестапо в Элке, сидели рядом. Сова — таков был его псевдоним — докладывал:

— Густав по-прежнему находится в гестапо. Ежедневно его допрашивает оберштурмфюрер Бинц. Я не слышал, чтобы Густав сломался. Наблюдение за улицей Людендорфа снято. Думаю, что Густава пока из Элка не вывезут. В гестапо поступил сигнал о появлении в Борецкой пуще какой-то десантной группы, и это их очень обеспокоило. Ключи от камер находятся у дежурного офицера гестапо. Право входа к заключенному имеют только Геритц, Грубер и Бинц. Без их разрешения никто не может заходить, к нему...

Марцин получил у Совы адреса гестаповцев. При скупом свете ручного фонарика он записал в блокнот, когда они уходят на службу и возвращаются домой. Одна деталь в сообщении Совы показалась Марцину очень важной. Она могла помочь осуществлению плана операции, разработанной капитаном Антоном. И он решил ею воспользоваться.

* * *