В битвах под водой

Сменившись с вахты, я спустился в лодку и отправился в жилой отсек, так как изрядно устал, простояв четыре часа на мостике, и решил прилечь отдохнуть. Но едва я растянулся на койке, как мне передали приказание командира явиться в центральный пост. Над штурманским столом с циркулем в руках наклонился Фартушный. Увидев меня, он спросил:

— Куда вы ушли, штурман? Я спустился с мостика вслед за вами, но вы убежали так быстро, что я не смог вас догнать.

— Хотел прилечь отдохнуть…

— Как, уже успели устать?

— Немного. Ночь плохо спал, а вахта…

— Рано устаете, лейтенант! Моряк должен не только приучить себя не спать ночь, другую, но и добиться, чтобы даже не клонило ко сну. А это достигается длительной тренировкой. Потом… потом, сменившись с вахты, надо первым делом бежать к штурманскому столу, проверить прокладку, расчеты… Вам, как молодому штурману, надо бы изучить район нашего плавания…

Фартушный задал несколько контрольных вопросов, и я сразу убедился, что совершенно не знаком с обстановкой на море на участке нашего плавания.

— Теперь ясно? — командир лукаво улыбнулся и вышел из отсека, оставив меня в растерянности у штурманского столика.

Оставшись один, я немедленно приступил к изучению района нашего плавания и вскоре убедился, что задача эта очень трудная и быстро ее решить никак не удастся.

— Что голову опустил? Почему такой грустный вид? — услышал я вдруг за спиной голос Нарнова. — Зубы не болят случайно?

— Хуже, товарищ комиссар. Ничего из меня не выйдет, теперь я убедился.

— Постой, постой! Ты и впрямь отчаялся, — Нарнов перестал шутить. Расскажи, в чем дело.

Я рассказал подробно о своем разговоре с Фартушным.

— Только и всего? Вот ты какой! — махнул рукой Нарнов. — Командир ведь не требует невозможного. Все это надо изучать постепенно, а не сразу, в один присест. И потом, с каких это пор комсомольцы впадают в панику? Выпиши в тетрадь все, чего не знаешь, и изучай себе по частям, между делом. Я уверен, что уже через неделю — две ты будешь многое знать наизусть.

До конца дня, отрываясь лишь для наблюдения за приборами кораблевождения, я проработал у штурманского столика. Прокладывая курсы, я еще и еще раз уточнял местонахождение корабля, запоминал и заносил в записную книжку характерные особенности мест, по которым мы проходили.

К вечеру погода начала свежеть, и вскоре поднялся шторм, редкий в летнее время на Черном море. Северовосточный порывистый ветер достигал временами девяти баллов. «Касатку» сильно качало. Через мостик перекатывались огромные волны, вода попадала внутрь корабля. Было холодно не только на мостике, но и в центральном посту, и во всех отсеках лодки.

— Вы ужинали? — услышал я голос Фартушного. — По-моему, время заступать на вахту…

— Никак нет, еще не ужинал!

— Надо все делать своевременно. Быстро идите ужинать, затем на вахту.

— Есть! — ответил я и направился в кают-компанию. Все офицеры уже поужинали и разошлись. В кают-компании оставался только Нарнов, о чем-то беседовавший с вестовым.

— Мне только второе, пожалуйста, первое я есть не буду! — ответил я на предложение вестового.

— Надо ужинать поплотнее, — вмешался комиссар, — иначе может укачать.

— Меня уже укачало, но пока терпимо, — сознался я.

— Молодец, что не скрываешь. А то молодые лейтенанты часто считают позорным признаться, что их укачало. Наш командир говорит, что укачиваются все люди, но все по-разному ведут себя. Одни становятся нетрудоспособными, беспомощными, а другие могут перебороть себя и несут службу.

Пока я поднимался на мостик, на трапе меня окатило с головы до ног, и я предстал перед Фартушным совершенно промокший.

— Товарищ командир, — обратился я к Фартушному, — разрешите спуститься вниз, я переоденусь…

— Не разрешаю! Заступайте на вахту! — строго ответил командир.

Я принял вахту и, не обращая внимания на бешеные волны, обрушивавшие на мостик тонны воды, с высоко поднятой головой встал у козырька рубки, на обычное место вахтенного офицера.

Фартушный молчал, стоя напротив меня, с правой стороны козырька. До моего сознания постепенно начало доходить, что командир, как и я, промок до костей, но не обращал на это внимания.

«Как же я раньше это не сообразил? — думал я с досадой. — Тогда не обращался бы к нему со столь нелепой просьбой… Никогда это не повторится, решил я, — даже если придется замерзнуть совсем».

— Моряк не должен быть неженкой, — вдруг словно вспомнил обо мне Фартушный. — Ему положено быть закаленным. Холод, голод и другие лишения он должен научиться переносить не на словах, а на деле. Моряк, который кутается в меха или шлепает в… галошах, вы меня извините, — это не моряк… Что касается нашего похода, то основная цель его — приобрести морскую закалку, учить и учиться тому, что нужно моряку-подводнику в боевых условиях, на войне. Ясно?

— Так точно, ясно!

— Раз ясно, остается только исполнять, — мне показалось, что Фартушный улыбнулся, хотя в темноте я не мог видеть его лица.