В Бога веруем

Эй, вам плохо? Да, знаете, немножко нехорошо; что-то давит, воздух, должно быть, здесь совсем нет воздуха, Ну пойдем, продышимся. А Лизу мы здесь оставим? Оставим, ничего с ней не случится. Осторожно, коридор: помните о шкафах, тазах и великах. Скажите, эти общины все такие? Нет, да и эта не такая, просто сегодня они расслабились. Осторожно, дверь. И она часто к ним ходит? Ходит время от времени. Осторожно, ступенька. Кто-то только что разбил или выкрутил лампочку; считайте до девяти. А что же ей нужно? А вы не видите, что ей нужно? Да что здесь увидишь? А! Ага, здесь девятая ступенька скособочена. Ну вот, дышите. В чем дело? Аааах… Ну что такое, так и будете над каждым жмуром зависать?

Популярно вам объясняем: сострадать надо тому, что еще живо. Оглянитесь по сторонам: вон дрожит расщепленное деревце, хромает бродячая собака, разорено осиное гнездо. Но это же человек! Ну и что? Почему для вас страдания человека ценнее страданий собаки? Потому что это человек. Вот заладили! А свою собственную собаку вы жалели бы сильней, чем этого чужого человека? Мы не знаем, но мы должны что-нибудь сделать. И что вы хотите сделать? Нужно хотя бы стать на колени и оплакать. Ну, плачьте побыстрее — да и пойдем, и по дороге, если хотите, с чьего-нибудь милосердного мобильника вызовем труповозку и наряд милиции. Кто же даст свой мобильник для таких дел, затаскают ведь потом: кто, откуда, почему здесь ваши отпечатки пальцев. Да, иногда вы бываете правы.

Ночь, тяжелая, как камни, становится могилой мертвому и живому, и по ее отвесным стенам живые лезут наверх, к рассвету, а мертвые лежат смирно. Не совсем, конечно, смирно и не всегда, и даже так, что очень редко встретишь такого мертвого, который не приснился бы себе живым и не полез в сторону утра, вцепившись в чью-нибудь живую отбрыкивающуюся пятку; и уже не может отличить одного от другого тот, кто стоит на краю ямы и равно на всех, защищаясь, бросает тяжести и льет кипящее масло. Замечали вы, как недружелюбны так называемые жаворонки к так называемым совам? Они предчувствуют, что человек, не спавший полночи, приведет за собой в ясный день полчище мертвяков и призраков — и гонят его, как солнце гонит промелькнувшую постылую тень. Да, иногда вы бываете правы. Постылая тень промелькнула.

Что? Ага, ага, нужно окликнуть, побежать, схватить за руку. Рука, в которую мы вцепились, твердой негнущейся корягой царапает наши собственные руки. Вся она — как камень и дерево, как безмолвное угрюмое желание вырваться, отвернуться, уйти, промолчать. Не разговаривать. Не отвечать на вопросы. “Как вы живете? — хотим узнать мы. — Как вы жили все это время?”

Но это не он; тот, кого мы поймали за руку — не он. А кого мы ловили?

Наш герой (не думайте, что мы его предали и бросили, переключившись на дочку) провел эти семь лет как в тумане, кошмаре, застенке — как в странном сладком сне — как все. Он знал (в какой-то неуловимый момент почувствовав вкус набившегося в рот песка), что с ним все кончено. Это знание (утрачивая остроту, забываясь, никогда не забываясь до конца) осталось фоном жизни, изменив ее цвет. Ничего не произошло — кому из нас нужны смерть, болезнь, наводнение, чтобы устать и сдаться? Вообще-то много кому. О нет, нужны покой, достаток, комфорт, размеренная жизнь, интрижные заботы, взрослеющие дети, полезное хобби (завязать связи), культурные развлечения (в меру), прагматизм, реализм, оптимизм, рыбки в аквариуме — все дерьмо, все ужасы лишенного иллюзий бытия!

Чем вам не покатили рыбки?

Вы можете расспросить какого-нибудь знакомого писателя, и тот признается, что каждый новый роман, так радостно и с легким сердцем начатый, роман, который летит тополиным пухом в июне и прозрачной паутиной в сентябре, перевалив за середину, превращается из пуха в груду кирпичей, которые автор ворочает с ненавистью и отвращением, из паутины — в кандалы, ржаво бренчащие на угрюмом узнике… и редко-редко, один раз в биографии, пишущий не устает и медлит расставаться с пачкой бумаги и, оттягивая финал, расцвечивает стремительные страницы все новыми узорами, приключениями. Что не означает, что данный роман будет большой творческой удачей. Но трудом жизни — пожалуй, да.

Да ведь так и с обычной жизнью! Ну, вперли? Человек устает. Человек не хочет. Человек видит, что его нае… Вроде это называется кризис среднего возраста?

о сундуке