В дебрях Африки

Тут он вспомнил, что говорила Фатьма, – что оба суданца принадлежат к племени дангалов, из которого происходил Махди, и что из того же племени происходит Хадиги, отец Хамиса. При этом воспоминании сердце замерло у него на мгновенье в груди, – он понял, что дети могли быть похищены не для получения выкупа, а для обмена на семью Смаина.

Эта мысль объяла ужасом пана Тарковского, но энергичный солдат быстро пришел в себя и старался охватить мыслью все, что случилось, и придумать средство к спасению.

«У Фатьмы, – рассуждал он, – не было основания мстить ни нам, ни нашим детям. Если их похитили, то, вероятно, затем, чтоб предать их в руки Смаина. Во всяком случае, смерть им не угрожает. И это, пожалуй, есть счастье в несчастье. Но их ждет страшный путь, которого они могут не вынести».

Он поспешил поделиться этими мыслями с другом, а затем высказал еще следующее соображение:

– Идрис и Гебр, как дикари и глупые люди, воображают, что полчища Махди находятся уже недалеко; а на самом деле Хартум, до которого дошел Махди, отстоит отсюда на две тысячи километров. Этот путь они должны проехать вдоль Нила, не удаляясь от него, потому что иначе верблюды и люди погибнут от жажды. Поезжай немедленно в Каир и требуй от хедива, чтобы были разосланы телеграммы повсюду, где есть военные отряды, и чтобы была послана погоня по правую и левую стороны реки. Прибрежным шейхам объявить большую награду, если они словят беглецов. Пусть они задерживают в деревнях всех, кто будет приезжать за водой. Таким образом, Идрис и Гебр должны попасть в руки властей, и мы получим наших детей обратно.

К мистеру Роулайсону вернулось уже обычное самообладание.

– Да, я еду, – сказал он. – Эти негодяи забыли, что английская армия Уолсли, которая спешит на помощь Гордону, находится уже в пути и отрежет их от Махди. Они не уйдут от нас. Нет, не уйдут! Я сейчас отправлю телеграмму нашему министру и немедленно еду… А ты что думаешь делать?

– Я дам телеграмму об отпуске и, не дожидаясь ответа, отправлюсь по их следам вдоль Нила, в Нубию, чтоб руководить погоней.

– Так, значит, мы встретимся, потому что я сделаю то же самое из Каира.

– Хорошо! Ну, не будем терять времени! Немедленно за работу.

VII

Верблюды между тем неслись как ураган по сверкающим в лунном свете пескам. Спустилась глубокая ночь. Луна, сначала большая, как колесо, и красная, стала бледнее и поднялась высоко. Отдаленные холмы пустыни подернулись, словно кисеей, серебристым туманом, который, не закрывая их, превратил их как бы в миражное зрелище. Время от времени откуда-нибудь из-за рассеянных тут и там скал доносился жалобный вой шакалов.

Прошел еще час. Стась обнял рукой Нель и придерживал ее, стараясь таким образом сдержать мучительную тряску бешеной езды. Девочка все чаще начала допытываться у него, почему они так несутся и почему не видно ни палаток, ни папы. Стась решил, наконец, открыть ей правду, которая все равно, раньше или позже, должна была обнаружиться.

– Нель, – сказал он, – сними перчатку и брось ее незаметно на землю.

– Зачем, Стась?

Стась прижал ее к себе и ответил с какой-то необычной для него нежностью:

– Сделай то, что я тебе говорю.

Нель держалась одной рукой за Стася и боялась отпустить его, но она устроилась таким образом, что стала стягивать перчатку зубами, с каждого пальца отдельно, и, наконец, стянув ее всю, уронила на землю.

– Немного после брось вторую, – сказал ей опять Стась. – Я бросил уже свои, но твои будет легче заметить, потому что они светлые.

И, видя, что девочка смотрит на него вопросительным взглядом, продолжал:

– Не пугайся, Нель… Знаешь, может быть, мы вовсе не встретим ни твоего, ни моего папы… Может быть, эти люди хотят нас куда-то увезти. Но ты не бойся… Если это так, то за нами отправится погоня. Нас догонят и, вероятно, отнимут. Поэтому я велел тебе бросить перчатки, чтобы погоня нашла следы. Пока что мы не можем сделать ничего другого, а потом я что-нибудь придумаю… Только ты не бойся и доверься мне…

Но Нель, узнав, что не увидит своего папы и что их увозят куда-то в пустыню, начала вся дрожать от страха и плакать, прижимаясь к Стасю и расспрашивая сквозь слезы, зачем их схватили и куда их везут. Он утешал ее, как мог, – и почти такими же словами, какими отец его утешал мистера Роулайсона. Он говорил, что их отцы и сами отправятся за ними в погоню, и уведомят все военные отряды вдоль Нила. Наконец, он уверял ее, что никогда, ни в каком случае он не оставит ее и всегда будет ее защищать.

Но печаль и тоска по отцу удручали ее больше, чем страх, и она долго не переставала плакать. Так мчались они, оба печальные, среди ясной лунной ночи по бледным пескам пустыни.