В дебрях Африки

Из Кавари мы шли берегом озера до Мутари. Как только мы стали лагерем, явилась толпа туземцев — мужчин, женщин и детей — и стала предлагать нам купить всякой всячины: кукурузы, меду, рыбы, пива, кур и бананов. Партия тупоголовых суданцев, совершенно позабыв все, что на этот счет было им сказано накануне при раздаче бус, отправилась в селение Мутару, за километр от лагеря, и принялась шарить по жилищам, налегая преимущественно на пиво и бобы. В стране, где никто не мешает путешественникам покупать на чистые деньги всякие местные продукты, такое поведение возбудило не меньшее изумление, как если бы в Каире или в Лондоне среди белого дня толпа вздумала грабить магазины. Туземцы возмутились и пожелали узнать, что значит подобный поступок. Вместо ответа, один из суданцев, по имени Фет-эль-мулла, зарядил свое ружье и стал стрелять: одного туземца убил наповал, другому размозжил челюсть, третьему ногу. Такого способа обращения местные жители никак не могли взять в толк, однако вместо того, чтобы отомстить тут же, они выбрали от себя депутацию из пятидесяти человек и прислали ее ко мне для объяснений. Рассказ их показался мне до такой степени невероятным, что я послал одного офицера к ним в деревню разузнать о случившемся; офицер донес, что все так и было, как рассказали туземцы. Я велел собрать всех людей экспедиции, выстроил занзибарцев, суданцев, маньемов и египтян и сделал им перекличку. Потом пригласил туземцев обойти все ряды и указать мне того человека, который приходил грабить в их деревню, покуда женщины торговали у нас в лагере. Туземцы, внимательно вглядываясь во все лица, указали на Фет-эль-муллу. Так как этого показания было недостаточно, я стал допрашивать суданца. Тогда один из его товарищей, Серур, вышел из рядов и рассказал, как в деревне хозяин хижины пытался отнять у Фет-эль-муллы сосуд с пивом и как обвиняемый, обозвав хозяина абид и кельб (рабом и собакой), застрелил его в упор и потом еще раза три или четыре выстрелил без разбора в других.

— Он виноват, и я отдаю его вам; но если вы согласны продать его за скот или ткани, за проволоку или бусы, или за что хотите, я его куплю.

— Нет, нет, нет. Мы не продаем людей. А этого человека не уступим и за сто быков.

— На что вам его кровь? Ведь вы его есть не станете, а работать на вас он не будет. Променяйте мне его на пять коров.

— Нет, нет, нет. Он нам нужен, потому что он убил у нас старшину, да и другие, пожалуй, не выживут от ран. Мы возьмем его.

— Берите. Он не из моих людей, и в моем лагере ему нет больше места.

Суданца увели, и о дальнейшей его участи мы ничего не слыхали.

На другой день пошли на восток от Уриги по безводной, пустынной каменистой равнине, усеянной муравейниками, с растущими на них чахлыми, низкорослыми кустами. По обеим сторонам дороги тянулись жалкие акации, лишенные листьев, совсем высохшие. Через два часа пришли к подножью плато Уньяматунду, и так как время было еще раннее, полезли на его вершину на 360 м выше уровня озера Уриги. Еще час шли по холмистым лугам и пастбищам, мимо роскошных нив и исправных селений и через четыре с половиной часа остановились в селении Нготи.

Местный вождь Муэнги, юный гигант-мхума ростом с флангового солдата, с виду очень тихий и спокойный, держал, однако, своих подчиненных в строгости, и его слушались с полуслова. Мы приостановились тут, чтобы запастись провиантом. За десять медных монеток (каури) давали большую кисть бананов, а так как суточный расход на каждого человека полагался у нас в восемь каури, никто не мог пожаловаться, что его плохо кормят.

Выйдя из Нготи, через час пути мы начали спускаться по восточному склону плато. Спустившись на 300 м ниже, пошли по слегка волнистой равнине, поросшей чахлою, безлистной акацией, и очутились в области Узинжа.

Через пять часов ходу пришли в Кимуани, или Кизингу, владение вождя Кажумба. Этот вождь опять был рослый представитель вахумского племени, на ту пору страдавший болезнью глаз. В прошлом году, когда баганда напали на его страну, он бежал в Унья-Руэмбу (ближайший к озеру Уриги округ Ихангиро) и укрылся на озерном островке. Однако, когда он уплатил королю Уганды дань скотом, ему дозволено было возвратиться в свои владения, но уже в качестве данника Мванги. Воротясь домой, он застал свои банановые рощи вырубленными и все свои угодья разоренными дотла. Между тем, владетель Ихангиро, за оказанное беглецу покровительство, тоже заявил претензию на причисление Кимуани к Ихангиро. С другой стороны, Кассаура, король Усуи, также вторгался в пределы Кимуани, два месяца держал Кажумбу в плену и тоже считает себя вправе требовать от него дани,

Однако к нам Кажумба был очень щедр, он прислал нам козу, восемьдесят гроздьев бананов и два горшка пива. Вождь был уже крайне стар, ворчлив и деспотичен, и очень вероятно, что если бы наш караван был не так велик, он поступил бы с нами не так любезно.