На стене осветился большой экран видеофонной связи. На нем обрисовалось лицо Кронина, дежурившего на пункте связи научной станции, — зеленое солнце разбушевалось, корабельная лонглиния работала с перебоями, поэтому приходилось пользоваться более мощной.
— Что с Климом? — спросил инженер.
— Все по-старому.
— Тебя вызывает база, Иван. Будет говорить главный нейролог.
— Понял, — Иван помолчал, хмуря брови. — Переключи прием на корабль. Я не хочу уходить далеко.
Глава 16
Когда выяснилось, что Клим находится в катастрофическом положении, Иван и Алексей все данные его обследования передали на базу и попросили помощи. На базе был организован заочный консилиум, к которому привлекли лучших земных нейрологов. Связаться со специалистами, разбросанными по разным точкам Земли, солнечной системы и космоса, было не так-то просто, поэтому консилиум затянулся на несколько нестерпимо долгих дней. И вот наконец Лобов сидел за пультом лонгсвязи и смотрел на удлиненное аскетичное лицо главного нейролога базы.
— Хочу предупредить сразу, — утомленные глаза нейролога смотрели как-то сквозь, мимо Лобова, — мы не имели с больным прямого контакта, а поэтому не можем сделать уверенного заключения и тем более дать гарантии.
— Я понимаю.
— По мнению большинства врачей, привлеченных на консилиум, лучше оставить все как есть. Подождать прилета на Перл комплексной экспедиции. Там есть и специалисты, и аппаратура, гораздо более совершенная, чем на патрульном корабле. Углубленное обследование больного даст ответ на многие неясные, спорные вопросы.
— Ждать придется около месяца, — вслух подумал Иван, это ничем не грозит Климу Ждану?
Нейролог не замялся, он просто помолчал, прежде чем заговорить.
— Нет, не грозит, — и после крошечной паузы уточнил: Ничем серьезным.
— Конкретнее, — попросил Иван.
Их глаза впервые встретились. У нейролога были усталые, умные, даже добрые глаза. Но во взгляде, где-то в самой его первооснове, угадывалось равнодушие, некая бесстрастность. Это был взгляд человека со стороны, человека, неким образом стоящего над страданиями и несчастьями людей. Впервые Лобов поймал такой взгляд еще давно у хирурга, который наблюдал за собакой, после сложнейшей экспериментальной операции просыпавшейся от наркотического сна. Лобов намертво запомнил этот взгляд. И потом иногда угадывал, улавливал его следы в глазах иных искуснейших врачей. Этот взгляд пугал и тревожил его. Да, чужие страдания, как бы то ни было, если не ожесточают, то сушат душу. Врач невольно начинает видеть в человеке не индивидуальность, не неповторимое, тончайшее порождение природы и сообщества людей, а объект исследований, наблюдений и лечения. С этим надо что-то делать. Надо, но что?
— Конкретнее, — повторил Иван.
Наверное, нейролог был чутким человеком и услышал нотку неприязни в голосе Лобова, потому что в глазах его мелькнуло если не удивление, то любопытство.
— Конкретнее, — повторил нейролог, переплетая длинные пальцы сухих ладоней, — если человек долго не двигается, происходит атрофия мышц. Если человек долго не думает, происходит постепенная атрофия нейронов. Чем быстрее применен лечебный комплекс, тем он эффективнее. Старая истина.
— Итак, по мнению большинства, нужно ждать. А по мнению меньшинства?
— По их мнению, надо применить один из сильнодействующих стимуляторов. Риазон, дельта-гейл, рох-три — что-нибудь из перечисленного обязательно должно быть на корабле.
— Рох-три есть, я знаю, — перебил Лобов.
— Этого достаточно. Стимулятор подействует как сильнейший раздражитель. Ведь до сих пор иногда «запускают» остановившееся сердце мощным электрическим разрядом. Точно так же рох-три ударит по нейронам. Если они только спят, они должны проснуться.
— А если не проснутся?
Нейролог пожал плечами:
— Тогда надежда на излечение больного станет еще меньше.
Их взгляды снова встретились.
— Вы-то, — вдруг спросил Лобов, — вы сами принадлежите к большинству или к меньшинству?
— К меньшинству, — сухо ответил нейролог и, помолчав, спросил: — Сколько вам нужно времени на размышление?
— Нисколько. Я введу больному рох-три тотчас, как только закончим разговор.
В глазах нейролога мелькнуло удивление, сменившееся любопытством и, пожалуй, уважением.
— Имеете ли вы право брать на себя такую ответственность? — мягко спросил он.
— Имею, — спокойно ответил Лобов.
— Тогда желаю всяческих успехов.
В глазах главного нейролога мелькнула легкая ироническая усмешка, впрочем, может быть, это был случайный эффект, сопровождающий угасание изображения.
Лобов еще минуту-другую посидел за пультом лонглинии. Его размышления прервал Кронин, появившийся на экране видеофона.
— Ты в самом деле решил ввести рох-три?
Лобов вздохнул:
— Решил. А что, неправильно?
— Не знаю. Но Клим был бы «за».
— И я подумал об этом.
— Я сейчас приду, Иван, только закончу сеанс с экспедицией.
Лобов грустно улыбнулся:
— Ты думаешь, это поможет?
— Не думаю. Но все-таки приду.