В дебрях времени

День моего пребывания в плейстоцене, первой эпохе четвертичного периода, или антропогена, не был похож на предыдущие. От наших дней меня теперь отделяли какие-то полмиллиона лет, но ни разу еще я не испытывал такого странного чувства тревоги, как в первые же минуты после остановки машины в зарослях высокой жесткой «слоновьей» травы, способной полностью скрыть всадника на лошади.

Вокруг непроницаемой стеной поднимался лес гигантских колючих стеблей. Было очень тепло, почти жарко, легчайший ветерок, лениво шевеливший верхушки трав у меня над головой, совсем не умерял духоту, и скоро одежда на мне стала сырой и неприятно липла к телу. Я сошел с машины и попытался раздвинуть траву, но тотчас же порезал об нее руки и лицо.

Порезы эти скоро воспалились и стали весьма болезненны. Хотя я смазал их одеколоном, они распухли; откуда-то появившиеся назойливые мухи, среди которых нельзя было найти и двух одинаковых, принялись с громким жужжанием виться вокруг меня. Большинство мух напоминало оводов и слепней.

Солнце поднялось уже высоко и стало припекать, а я все размышлял о том, что мне делать. Было ясно, что оставаться дальше в этой вынужденной изоляции я не имею права. Мне надо было знать, что представляет собой мир по другую сторону зарослей. К тому же я очутился в невыгодном положении в случае внезапного нападения.

Вокруг звучали трели, жужжание и тонкий звон разных насекомых и незнакомых мне птиц. Эти звуки рождала земля, высокие травы и начинавшее выцветать от зноя небо. Все вокруг было залито ярким светом. Сонные ароматы прелой земли и растений поднимались дурманящими запахами и струились прозрачными дрожащими змейками над поникшими метелками трав.

Вдруг где-то далеко, пронзительно и одиноко, трижды прокричала птица. Ее неприятный резкий голос напоминал размеренные удары гонга. Это словно послужило сигналом: в ту же минуту докучавшие мне мухи и слепни гудящим роем метнулись ввысь и унеслись прочь. Почувствовав тревогу, я сделал шаг к машине. Маленький остромордый зверек, прервав на мгновение бег, выставил из-за колючих стеблей щетинистое рыльце и, опасливо нюхнув воздух, едва уловимым движением вновь юркнул в непроницаемые травяные дебри.

Затем неслышно, но ощутимо задрожала земля. Так продолжалось минут пять… Земля содрогалась все сильнее. Одновременно я ощутил странный запах, в котором чувствовалась примесь мускуса. «Что это может быть?» — подумал я. Земля уже гудела, словно вдали проходила колонна танков. Я решил пробиться через заросли и рассеять неизвестность.

У меня не было южноамериканского ножа — мачете, удобного в таких случаях, но в числе прочих вещей я захватил с собой длинный хирургический нож, достаточно тяжелый, чтобы заменить мачете.

Пока я занимался приготовлениями к штурму обступившей меня травы и надевал кожаную куртку, чтобы защититься от порезов, гул и содрогание почвы становились все сильнее. Быстро сунув руки в перчатки, я схватил нож и кинулся в бой. Заросли поддались, и я начал неистово врубаться в их душные недра. На каждом шагу меня подстерегала неожиданность. Оглядываясь, я видел в конце узкой просеки угол моей машины. Это несколько успокаивало меня, но ни в какой мере не гарантировало спасения в случае внезапной опасности.

Минут через двадцать я заметил, что трава стала значительно ниже, а вскоре сразу перешла в низкорослый кустарник, напоминавший жасмин. Я остановился.

Впереди начиналась прерия с группами серых деревьев, а слева, совсем близко, виднелась опушка редкого леса из великолепных широколистных гигантов.

Я быстро осмотрелся и сразу же увидел тех, чьи шаги колебали землю.

Чудовища плейстоцена

На исполинских черепах — вот на кого больше всего походили эти чудовища, и их было великое множество. Они бежали рысью, припадая на передние короткие и массивные лапы, поддерживающие пятиметровое туловище. Спины этих приземистых броненосцев покрывала масса многоугольных пластин, сросшихся в сплошной костяной панцирь. Мозаика пластин продолжалась и на узкой высокой голове и покрывала длинный хвост, охватывая его, как пирамиду, кольцами костяных шипов. У некоторых хвосты оканчивались массивной булавой с торчащими по сторонам остриями. Мне представился замечательный случай: я увидел одно из чудес четвертичного периода — стада переселявшихся глиптодонтов.

Глиптодонты — это великаны броненосцы, млекопитающие, ставшие неуязвимыми для хищников. Их лапы оканчивались копытами, которыми можно было пользоваться как лопатами, и в случае опасности они быстро зарывались в землю, подставляя врагу твердый, как валун, спинной щит.

Глиптодонты питались падалью и насекомыми; по-видимому, они разрушили и опустошили термитники и муравейники в той местности, откуда они теперь пришли, и голод гнал их на новые места. Над ними густым звенящим облаком вились мириады мух и порхали какие-то длинноклювые птицы.

Животные двигались широким потоком, часто подбирая что-то на земле.