Хотя Маккэндлесс смотрел на мир достаточно реалистично и понимал, что охота является неизбежным элементом жизни в дикой природе, убийство животных вызывало у него противоречивые чувства. И вскоре после того, как он подстрелил лося, эти противоречивые чувства обернулись угрызениями совести. Животное было некрупное, килограммов на двести пятьдесят или триста, но запас мяса из него получался просто огромный. Считая, что выбрасывать плоть убитого ради еды животного недопустимо с моральной точки зрения, Маккэндлесс целых шесть дней (пока оно все-таки не испортилось) пытался спасти добытое мясо. Он разделал тушу под тучей мух и комаров и поставил потроха вариться на костре. Потом он спустился к ручью, что протекал прямо под местом стоянки автобуса, и, выкопав в его каменистом берегу нишу, попытался закоптить в ней гигантские куски лосиного мяса.
На Аляске любой охотник знает, что в тундре заготовить мясо проще всего, порезав его на тонкие полоски и высушив на какой-нибудь самодельной подставке. Но Маккэндлесс по неопытности и наивности поступил так, как ему советовали охотники в Южной Дакоте, хотя коптить мясо в здешних условиях – это задача не из легких. «Разделывать тушу очень трудно, – гласит дневниковая запись от 10 июня. – Тучи мух и москитов. Вынул кишки, печень, почки, одно легкое, вырезал куски под стейки. Заднюю часть и ногу отнес к ручью».
11 июня: «Вынул сердце и второе легкое. Отделил передние ноги и голову. Остальное – к ручью. Подтащил к пещере. Пытаюсь спаси мясо копчением».
12 июня: «Отделил половину ребер, вырезку. Работать могу только по ночам. Слежу за коптильнями».
13 июня: «Отнес остатки грудной клетки, плечо и шею к пещере. Начал коптить».
14 июня: «Уже черви! Копчение не подходит. Не знаю, но ситуация, похоже, катастрофическая. Теперь думаю, что лучше бы мне было этого лося не убивать. Одна из величайших трагедий в моей жизни».
К этому моменту он уже оставил надежду спасти львиную долю мяса и оставил тушу волкам. Он жестоко упрекал себя за то, что впустую отнял чужую жизнь, но уже на следующий день, судя по всему, смог взглянуть на все случившееся со стороны, потому что оставил в дневнике запись следующего содержания: «С этого дня буду учиться принимать свои ошибки, какими бы серьезными они ни были».
Вскоре после эпизода с лосем Маккэндлесс начал читать «
«ЛОСЬ», – написал Маккэндлесс на полях. И в том же абзаце отметил такие строки:
Отвращение к животной пище не является результатом опыта, а скорее инстинктом. Мне казалось прекраснее вести суровую жизнь, и хотя я по-настоящему не испытал ее, я заходил достаточно далеко, чтобы удовлетворить свое воображение. Мне кажется, что всякий, кто старается сохранить в себе духовные силы или поэтическое чувство, склонен воздерживаться от животной пищи и вообще есть поменьше…
Трудно придумать и приготовить такую простую и чистую пищу, которая не оскорбляла бы нашего воображения; но я полагаю, что его следует питать одновременно с телом; обоих надо сажать за один стол. Быть может, это и возможно. Если питаться фруктами в умеренном количестве, нам не придется стыдиться своего аппетита или прерывать ради еды более важные занятия. Но достаточно добавить что-то лишнее к нашему столу, и обед становится отравой.
«ДА, – соглашается Маккэндлесс, а двумя страницами позже пишет: «Осмысленность еды. Есть и готовить сосредоточенно… Святая Пища». На последних страницах книги, служившей ему дневником, он провозгласил: