В диких условиях

На следующий день Карина и Сэм прилетели в Фербэнкс, чтобы привезти домой останки Криса. В морге им вручили горстку личных вещей, найденных с телом — ружье, бинокль, удочку Рона Франца и один из швейцарских ножей Джен Буррс, книгу с описанием растений, в которой был записан его дневник, фотоаппарат «Минолта» и пять кассет с фотопленкой. Патологоанатом протянул через стол какие-то документы, Сэм их подписал и вернул обратно.

Менее чем через двадцать четыре часа после приземления в Фербэнксе, Карина и Сэм полетели в Анкоридж, где тело Криса кремировали после вскрытия. Из морга пепел доставили в их отель в пластиковой коробке. «Я удивилась — коробка оказалась такой большой… — говорит Карина. — Его имя было напечатано с ошибкой. Бирка гласила: „Кристофер Р. МакКэндлесс“. На самом деле его средний инициал — Дж. Меня страшно задело, что они даже это не смогли сделать правильно. А потом я подумала, что Крис отнесся бы к такой ситуации равнодушно. Его бы это скорее позабавило».

Следующим утром они сели в самолет до Мэриленда. Карина везла пепел брата в своем рюкзачке.

Во время полета Карина съела каждую крошку еды, которую стюардесса перед ней поставила, хотя, по ее словам, «в самолетах кормят просто ужасно. «Но мне была непереносима даже мысль о том, чтобы выбросить еду, тогда как Крис умер от голода». Однако в последующие недели ее аппетит пропал, и она потеряла четыре с половиной килограмма, заставив своих друзей подозревать симптомы анорексии.

В Чезапик Бич Билли тоже прекратила есть. Миниатюрная сорокавосьмилетняя женщина с девчоночьими чертами лица, она потеряла три с половиной килограмма перед тем, как аппетит, наконец, вернулся. Уолт реагировал по-другому, начал есть без разбора, и набрал те же три с половиной килограмма.

Прошел месяц. Билли сидит у обеденного стола, просматривая фотографии Криса в его последние дни. Все, что она может делать — это заставлять себя глядеть на нечеткие снимки. Время от времени она не выдерживает и начинает всхлипывать так, как способна только мать, пережившая ребенка, с чувством столь громадной и необратимой потери, что ум отказывается ее вместить. Такая скорбь, наблюдаемая вблизи, заставляет даже самую убедительную апологию экстремальных приключений звучать глупо и лживо.

«Я просто не понимаю, почему он должен был так рисковать, — протестует Билли сквозь слезы. — Я этого совсем не понимаю».

Глава четырнадцатая

ЛЕДЯНОЙ КУПОЛ СТИКИНА

Я рос физически крепким, но с нервным и страстным умом, жаждущим чего-то большего, чего-то осязаемого. Всеми силами души я искал подлинной реальности, словно ее там не было …

И вы сразу поймете, чем я занимаюсь. Я восхожу.

Джон Менлав Эдвардс «Письма от Человека»

Не могу сказать точно, это было очень давно, при каких обстоятельствах я впервые взошел на гору, только что я дрожал, идя в одиночку (я смутно помню, что провел одинокую ночь в пути), а затем размеренно поднимался вдоль каменистого гребня, наполовину покрытого чахлыми деревьями, среди которых рыскали дикие твари, пока не потерялся совсем среди разреженного воздуха и облаков, где пересек границу между холмом, обычной громоздящейся землей, и горой, исполненной неземного величия. Великая, страшная, непокоренная, выделялась эта вершина из земного окружения. К этому никогда нельзя привыкнуть. Когда ты ставишь на нее свою стопу, ты пропал. Ты знаешь путь, но взволнованно блуждаешь, не разбирая дороги, по голым камням, словно в них сгустились ветер и облака. Та скалистая, туманная вершина, таящаяся в облаках, была неизмеримо ужасней и величественней, нежели кратер вулкана, изрыгающий огонь.

Генри Дэвид Торо «Дневник»