«Бывают места и похуже, чтобы остановиться и попробовать заработать денег на дорогу дальше», — думала она, открывая окно и окидывая взглядом дома Торндона — так назвал эту часть города Джеймс. Ей не терпелось наконец-то пройтись по оживленным улицам, впитывая всеми порами жизнь большого города. Даже звуки, доносившиеся в ее комнату с улицы, были не похожи на те, что можно было услышать дома, в Роторуа.
Роторуа! Абигайль решила, что об этом пока и думать нельзя. Глаза тут же наполнялись слезами, поскольку она жалела, что так поспешно уехала из родного городка, несмотря на то что Веллингтон казался ей чудесным. Уже сидя в карете, она решила, что нужно было все-таки довериться отцу. Уильям Ч. Брэдли никогда не допустил бы, чтобы его любимую младшую дочь вышвырнули из дома. Возможно, он даже объяснил бы ей в своей спокойной манере, что тогда произошло в Данидине.
Абигайль торопливо провела рукавом по глазам. «Только не плакать!» — напомнила она себе. И не думать о Патрике! Каждый раз, представляя свои ладони на его прохладной коже и вспоминая об охватившей ее страсти, с которой они отдались друг другу на белом песке Мокоиа, девушка начинала изнывать от тоски по нему. Не может быть, чтобы они никогда больше не увиделись. Она ведь любит его. «Почему же, черт побери, он просто не поехал со мной?» — в который раз спрашивала она себя.
Джеймсу Моргану она ни словом не обмолвилась о том, что заставило ее уйти из дома, хотя он несколько раз пытался расспросить ее об их отношениях с Патриком О’Доннелом.
Конечно, она то и дело задавалась вопросом, не сесть ли в ближайший экипаж и не вернуться ли обратно, но разве мама не прогнала ее из дома? Кроме того, была еще одна причина, удерживавшая ее здесь: мурашки, которые бежали по коже при мысли о том, что ей, возможно, все-таки удастся найти свое счастье в большом мире театра.
Стук в дверь оторвал ее от размышлений. В комнату нерешительно вошел Джеймс. Девушка осознала, что, если смотреть на него как на милого попутчика, а не как на ненавистного молодого человека, за которого мать непременно хотела выдать ее замуж, он не кажется таким уж ужасным. Среднего роста, с темными волосами и угловатым лицом, Джеймс был вполне привлекательным молодым человеком. Одежда его свидетельствовала о хорошем вкусе, а безупречное поведение все больше и больше поражало Абигайль.
— Добрый день, мисс Брэдли, надеюсь, вы немного отдохнули с дороги. Простите, что я так поспешно поселил вас в этой скромной комнатке. Я постараюсь как можно скорее найти другую, — извиняющимся тоном произнес Джеймс.
— Если вы хотите сказать, что я должна переехать в ваш дом, то вынуждена вас разочаровать. Этого я делать не собираюсь, — упрямо ответила она.
— Не беспокойтесь! Могу вас заверить, что этого не произойдет, — быстро ответил он, и Абигайль удивилась тому, что, говоря это, он улыбался. — У меня для вас хорошие новости. Мне удалось получить для нас с вами приглашение на сегодня в дом мистера Уолтера Мура и его супруги. Мой отец дружит с импресарио. Мистер Мур уже предвкушает встречу с вами. Через час. Однако позвольте спросить: вы собираетесь на ужин в дорожном костюме?
Абигайль залилась краской.
— Конечно нет! — фыркнула она и резко велела ему выйти из комнаты.
Громко хлопнув дверью у него за спиной, она открыла дорожный чемодан и выудила оттуда розовое отрезное платье. Перед глазами сразу же встали воспоминания о том, как она снимала его для Патрика. Как оно беззвучно скользнуло на теплый песок, а она осталась перед ним в одной сорочке. Почувствовала, как кожу обжигает его любящий и в то же время жадный взгляд. Желание быть с ним нахлынуло с такой силой, что стало больно. «Ничего не поделаешь, — подумала она, — другого у меня нет». Девушка переоделась, отбросив в сторону ставшие незабываемыми воспоминания. Оценивающе оглядела себя в полуслепом зеркале и надела шляпку в тон, идеально гармонировавшую с ее светло-русыми волосами.
— Так выглядит восходящая звезда театра, — пропела она, обращаясь к своему отражению в зеркале. «Это начало новой жизни, жизни в большом городе, о которой ты иногда мечтала по ночам в Роторуа», — решив забыть о прошлом, убеждала себя девушка. Но взгляд все равно упрямо останавливался на платье, и по щеке ее скатилась крупная слеза. Тоска по Патрику О’Доннелу была болезненной. Если бы три дня назад она могла предположить, как сильно будет тосковать по нему, то, скорее всего, не пустилась бы в это утомительное путешествие. Сначала экипажем в Гамильтон, потом по железной дороге на юг, а после снова экипажем. «Он наверняка поселил бы меня у себя, если бы я сказала ему правду». Душу Абигайль раздирала боль вкупе с некоторой долей радостного предвкушения того, что ей предстояло. «Покончим с сентиментальными слезами! — велела она себе. — Ты собираешься попытать счастья, так что улыбайся!»
И с сияющей улыбкой она вышла в мрачный коридор, где нетерпеливо расхаживал взад-вперед Джеймс Морган. По его взгляду она поняла, что он слышал, как она всхлипывала за дверью.
— Мисс Брэдли, я…
Но Абигайль резко перебила его: