И, несмотря на все это, Пайка никак не могла решиться бросить Золтана, потому что, как бы там ни было, он помешал отдать ее в приют. Это его решение девочка ценила очень высоко, хотя повседневная жизнь с ним была далеко не простой. Он почти перестал разговаривать, только размышлял — даже если был трезв. Он совершенно запустил себя и перестал мыться. Пайке всякий раз становилось стыдно, когда приходилось выйти с ним на улицу. Она все больше и больше погружалась в собственный мир, много читала, вернее, читала все, что мог достать ей учитель. А отчим ее не трогал.
И так было вплоть до той кошмарной ночи. Пайка тщетно прождала отчима к ужину — у одного из соседей ей удалось выпросить пару сладких картофелин, — а потом, не дождавшись, легла в постель и стала читать при свете свечи. Когда отчим вернулся домой, громко стуча башмаками, она подумала, что он, как обычно, побредет к себе в комнату, но тут почувствовала его тяжелое дыхание.
— Пойдем! — едва ворочая языком, произнес он, выхватил книгу у нее из рук, швырнул в угол и вытащил девочку за руку из постели.
Пайка дрожала от страха, но пошла за ним в спальню. Не успела она сообразить, что к чему, как он толкнул ее и она упала на его постель, больно ударившись. Испуганно поднялась, но он уже преградил ей дорогу и крепко схватил за плечи.
— Ты останешься здесь. Ложись обратно! — накинулся он на нее.
Пайке стало дурно от его запаха. Чего хочет от нее этот пьяный человек? Каждой клеточкой своего тела она чувствовала, что оказалась в опасности.
— Пожалуйста, отпусти меня! — стала умолять девочка. — Я хочу вернуться к себе в постель!
Ответом ей была звонкая пощечина. Голова гудела от сильного удара, Пайка задрожала всем телом.
— Это твоя постель. Теперь ты — моя женщина, — заплетающимся языком пробормотал он, снова швырнул ее на подушки и грубо рванул ночную сорочку.
Пайка замерла от страха, но стоило ему запустить руку под рубашку, как она принялась отбиваться. Она быстро подтянула ноги к груди и изо всех сил ударила его ногами в живот.
Он обмяк и громко захныкал.
Пайка вскочила и побежала к двери. Там она еще раз обернулась, потому что теперь он принялся причитать во все горло:
— Да простит меня Господь! — Выглядел он жалко, но у Пайки была лишь одна цель: как можно скорее убраться в безопасное место.
Она выбежала из комнаты. Быстро окинула взглядом гостиную. «Где он не найдет меня?» — гулко стучало у нее в голове. Отчаянно посмотрела на шкаф, в котором мать хранила белье. Одним прыжком она вскочила внутрь, забилась в угол в надежде стать незаметной. Она прислушивалась, замирая от страха, сердце билось в груди как сумасшедшее. В какой-то момент послышались приближающиеся к ней шаги, но в конце концов они стихли. Хлопнула дверь.
Пайка перевела дух. Ее отчим ушел из дома. Однако она все равно не осмеливалась вылезти из укрытия. Она сидела в шкафу и не заметила, как уснула от усталости и переживаний. И приснился ей сон, который мучил девочку уже не раз. В ночной тиши она звала мать, а та не слышала ее.
Проснулась Пайка от бормотания.
— Мы должны сказать ребенку об этом как можно осторожнее, — встревоженно шептал отец Томислав.
— Но куда подевалась девочка? — звучным басом поинтересовался отец Дарко.
Пайка толкнула дверь шкафа и вылезла из него. Ей показалось или оба мужчины смотрели на нее с сочувствием?
— О чем вы хотели сказать мне как можно осторожнее?
Отец Томислав откашлялся.
— Дитя мое, собирай вещи! Я отвезу тебя в Окленд!
Пайка пристально поглядела на священника.
— Ты поедешь со мной в Окленд, — произнес он тоном, не терпящим возражений.
— Где мой отчим?
— Он… — Отец Томислав откашлялся, а затем негромко произнес: — Он… Что ж, его нашли в лесу каури.
— Повесился на дереве, — поспешно добавил отец Дарко.
Пайке потребовалось мгновение, чтобы понять, что произошло.
— Мне можно будет наконец-то вернуться к племени моей матери? — негромко поинтересовалась она. Горевать об отчиме, который так сильно напугал ее ночью, она не могла.
— Нет! — строго ответил отец Томислав, а затем добавил, уже мягче: — Я отвезу тебя в сиротский приют. Там тебе будет хорошо.
Роторуа, 31 декабря 1899
Аннабель кокетливо вертелась перед зеркалом в своем новом синем платье с белым стоячим воротничком. Она не стала надевать корсет и теперь довольным взглядом окидывала свою талию. На протяжении последних недель было столько работы, что она сильно похудела, причем в особенно ненавистных местах.
Гордон восхищенно присвистнул.
— Ты выглядишь совершенно очаровательно! — произнес он, целуя ее в шею. Рассматривая его в зеркале, Аннабель вынуждена была признать, что он тоже выглядит прекрасно в своем черном костюме, который Гордон заказал для себя в Окленде.
— Ты еще составишь конкуренцию красавцу Алану, — довольно рассмеялась Аннабель.
— Как хорошо, что ты снова смеешься! — произнес Гордон и в шутку добавил: — Но насчет того, чтобы составить конкуренцию свояку, я — пас. Я только что видел его, и мне далеко до жилета из кружев на сине-зеленом атласном фоне.
— Скажи уже, что он вырядился, словно павлин!