В долине горячих источников

— Я абсолютно иного мнения, — возразил мистер Рангити. — Для нашей веры дерево каури вообще имеет огромное значение. А Дитя бога леса считается для племени курики священным. Для курики это дерево — дитя Тане, бога леса. Когда Тане разлучил своих родителей, бога неба Ранги и мать-землю Папа, слившихся в любовном экстазе, чтобы появился свет, стали расти его дети: люди, животные и растения. И это дерево возникло одним из первых. Поэтому для курики оно является символом любви и плодородия. С этим деревом связаны многие ритуалы плодородия, проводимые курики. Однако никакого договора купли-продажи по поводу Дитя бога леса они не заключали. Место вокруг этого дерева — священная для курики земля. Поэтому я не сомневаюсь, что мистер Гамильтон злоупотребил доверием вождя и солгал ему, сказав, что хочет присутствовать на церемонии. А потом принес много виски и опять же солгал, заявив, что гарантирует племени неприкосновенность деревьев, растущих на этом участке. Я полагаю, что нет ни малейших сомнений в том, что данный кусок земли принадлежит курики. Люди мистера Ороте с удовольствием возместят сумму в пару фунтов, которая, при всем уважении, даже близко не соответствует стоимости этой части леса.

Мистер Ороте уважительно кивал в такт словам мистера Рангити.

Дункану вдруг стало дурно. Он не знал, сколько еще сможет держать себя в руках, притворяясь истинным наследником деда и отца, которые были грубыми людьми с менталитетом поселенцев, умеющих настоять на своем. Преисполненные чувством огромного превосходства по отношению к коренному населению и обладающие железной волей, они стремились приумножить свое состояние, чего бы им это ни стоило.

Судья пристально смотрел на молодого Гамильтона. Дункану вдруг захотелось, чтобы земля разверзлась и бесшумно поглотила его. «И что я должен теперь сказать? — в отчаянии спрашивал он себя. — Ведь они правы».

— Мистер Гамильтон, мне искренне хотелось бы услышать из ваших уст, что вы думаете по этому поводу, — сказал судья. — У вас наверняка есть в запасе какие-то аргументы, опровергающие обвинения мистера Ороте. Ведь ваш отец сообщал в письме, что у него имеется куча доказательств тому, что ваш дед не обманывал вождя. Итак, мы слушаем, говорите же. — В его голосе сквозило нетерпение.

Все взгляды были устремлены на Дункана. Он смущенно отвел глаза и стал смотреть на картину маслом, висевшую на стене за спиной почтенного судьи Делмора. На ней был изображен святой Чарльз Хефи, первый судья Земельного суда маори.

— Мистер Гамильтон, мы ждем! — нетерпеливо произнес председатель.

— Да, господа, вы услышите, что лично я могу сказать по поводу этих обвинений. — Дункан помолчал, а затем произнес: — Ничего!

Мистер Ороте и мистер Рангити удивленно переглянулись. Судья тоже скривился, словно ослышавшись.

— Мистер Гамильтон, пожалуйста, при всем уважении к вашей шутке хотелось бы все же выслушать ваши аргументы. У нас не так много времени. В противном случае я буду вынужден вынести решение в пользу курики.

— Именно это я и хотел сказать. Нет никаких доказательств, что мой дед не обманывал вождя. И для меня дело с этим деревом совершенно очевидно. Если маори так почитают его, как утверждает мистер Рангити, то вряд ли они стали бы продавать белым свою святыню, будучи в трезвом уме и памяти.

— Мистер Гамильтон, вы понимаете, что говорите? — натянутым тоном поинтересовался судья.

— Да, Ваша честь. Я за то, чтобы наша торговая компания вернула эту часть леса курики. Мы не разоримся. В противном случае весьма велика опасность того, что люди отца выжмут из Дитя бога леса

последние остатки смолы.

И только взглянув на судью, на лице которого читалось явное недоумение, Дункан осознал, что он наделал. Ради священного дерева маори он предал собственного отца и его интересы, последовав зову своего сердца и отбросив деловые принципы. Для Гамильтонов это было тяжким преступлением. Более того, по сути, он обвинил своего отца в жадности — причем перед его явными врагами. Дункан знал, что поступил непростительно, но не испытывал ни малейшего раскаяния.

— Вы знаете, что ваш отец собирался отстаивать свои интересы, чего бы ему это ни стоило? «Я буду драться за каждое дерево, Ваша честь», — недавно говорил он. — Судья Делмор покачал головой.

— Ваша честь, но сюда прислали меня, а я — не мой отец. У меня своя совесть. Речь идет о справедливости и несправедливости. А я не могу отрицать несправедливость, совершенную моим дедом, только ради того, чтобы выиграть суд. Поэтому я вежливо попрошу вас удовлетворить иск мистера Ороте.

Теперь Дункан снова осмелился посмотреть на мистера Рангити. Казалось, дядя Пайки был совершенно растерян. На лице его читалась смесь недоумения и восхищения.