В долине солнца

Сэнди лежал и смотрел на женское лицо в окошке перед собой. Кожа у нее была белая, как шерстка его кроликов. Она наклонялась вбок, опершись на локоть и улыбаясь. Губы ее розовели. Одну руку она прижимала к стеклу, растопырив пальцы. Пошевелила губами, и хотя он не мог ее слышать, каждое слово было ему знакомо. Она назвала его по имени. Произнесла с таким влажным, сочным звуком, будто вгрызлась в спелое красное яблоко. Сэнди видел в тусклом свете язычок в глубине ее горла и ключицы с изгибом грудей под белым платьем. Он лежал неподвижно, распростершись на капоте пикапа и глядя на то, как женщина отняла руку от стекла и тонкая бретелька скользнула по плечу, отчего ткань платья оторвалась от левой груди, будто осенний листок. И он снова слышал, как она произносит его имя, только на этот раз ее улыбка стала шире, а лицо исказилось, и затем его словно парализовало, когда эта чудовищная женщина стала смеяться…

Я тебя вижу, Сэнди. А ты меня?

…он перекатился по капоту и упал, а потом вскочил и ринулся наутек что было мочи.

Он побежал к дому и не оглядывался. Боялся, что, обернувшись, увидит эту страшную, отвратительную тварь, глядящую на него с улыбкой, с ухмылкой. Зовущую его по имени. Ее круглое лицо посерело, ясные зеленые глаза почернели, как мраморные китайские шашки, а рот, который произносил его имя, будто пробуя его на вкус, заполнился чем-то белым, что корчилось между кривых зубов, подобных кровельным гвоздикам, слишком многочисленным, чтобы их сосчитать.

Вбежав в мамину спальню, он увидел, что она снова спала у себя в кресле-качалке, а Тревис по-прежнему лежал на кровати. Сэнди встал в проходе, учащенно дыша, весь мокрый, но маму он не стал будить. Вместо этого прислонился к дверному косяку и, закрыв глаза, заставил себя успокоиться, задышал ровнее, а когда открыл глаза, его взгляд был устремлен на ковбоя под маминым одеялом. На его голой груди, которая была наполовину не прикрыта, Сэнди заметил странные пятна на коже – сухой, шелушащейся. Очень напоминающей плоть того существа, которое он видел в кемпере.

В кемпере, где жил сам Тревис.

Он вспомнил о повязках, которые Тревис никогда не носил ночью.

У него аллергия.

Сэнди протянул руку и поднял одеяло. Тревис лежал в нижнем белье, простыни под ним были свежие и чистые. Поперек живота и ног тянулись еще более широкие пятна, чем на груди. Раны у него на бедре и в боку были перевязаны. Сэнди подумал убрать с них марлевые прокладки, но предпочел этого не делать, когда Тревис забормотал что-то неразборчивое. Сэнди увидел у него черные вены и следы укусов на внутренней стороне бедра. Вокруг раны плоть отслаивалась. Укус был как от очень острых…

кровельных гвоздей

…зубов.

Что-то здесь было не так, и Сэнди как никогда захотелось, чтобы его отец был жив. Мальчик опустил одеяло и попятился, пока не стукнулся о мамин комод из кленового дерева, на котором лежали ковбойский ремень с ножнами. Сэнди увидел рукоять с орлиной головой и, быстро вынув нож, скользнул за дверь спальни, сполз на пол, подтянул колени к груди и спрятался в узком треугольнике теней, где открытая дверь соединялась с внутренней стеной.

Там он решил ждать, наблюдать и прислушиваться. И если что-нибудь случится, он будет там.

Ради нее.

Снаружи уже загорались звезды.

В половине десятого Аннабель проснулась в своем кресле-качалке и увидела, что из-за двери спальни торчит правая нога ее сына. Ей как раз снился Сэнди, во сне с ним произошло что-то ужасное, но что именно – она забыла в момент пробуждения, и теперь у нее сердце подскочило в груди, когда она увидела его на полу. Она закрыла дверь и увидела, что он всего лишь спал, низко опустив подбородок. При виде его ярких гольфов, сползших к кроссовкам, у Аннабель на глаза навернулись слезы. Она посмотрела на часы с будильником, что стояли на столике у кровати. Она едва помнила, как мальчик вернулся из школы, не говоря уже о том, что сказала ему или куда он ушел и как очутился здесь. Она взяла его на руки и подняла – он пробормотал что-то и обнял за шею. Она хотела отнести мальчика в его комнату, но увидела, что на полу, где он лежал, валялся нож Стиллуэлла.

Аннабель уложила мальчика в постель и вернулась в собственную спальню. Подняла с пола нож и села в кресло-качалку. За окном на травянистый двор светила белая техасская луна. Простыни на бельевой веревке шептались, словно призраки, пока ковбойская шляпа с сапогами молча висели среди них. Она посмотрела на нож и провела пальцем по орлиной голове.

Луна уже поднялась высоко, когда Стиллуэлл проснулся.

Ковбой сел в кровати, неуклюже пошевелился. У него громко заурчало в животе.

Он увидел, что Аннабель смотрит на него. Увидел, что у нее в руке нож.

– Долго я был в отключке? – спросил он.

– С утра, – ответила она.

– Я занял твою кровать, – сказал он и попытался встать.

– Не двигайся.

Он поморщился, прислонившись к спинке кровати.

Она медленно покачивалась в своем кресле.

Он лежал и смотрел на нее, или в окно, или на свой ремень с ножнами и ключами на комоде у двери.