В доме на холме. Храните тайны у всех на виду

– Пенн работает дома, – сказала Рози. Опять. Уже не в первый раз между ними происходил этот конкретный разговор. Точнее – каждый раз, когда автобус задерживался. То есть каждый раз, когда шел снег. То есть каждый день – в определенные месяцы. Она подумала, что общественным школам города Мэдисон, штат Висконсин, следовало бы специально натаскивать водителей своих автобусов на вождение в условиях снегопада – разве не это диктует здравый смысл? – но, очевидно, такая идея пришла в голову ей одной. Теперь же был сентябрь, жара, и пахло вечерней грозой, так что кто знает, почему он опаздывал.

– Я имею в виду, я знаю, что он работает. – Хизер начинала словами «я имею в виду» чуть ли не каждое предложение. – Но это же не работа.

– Писательство – работа.

Текущий труд Пенна – он называл его ЧР, сокращение от «чертова романа», – пока еще не кормил их, но он трудолюбиво писал – каждый день.

– Просто это не та работа, которая «с девяти до пяти».

– Да разве же это считается?

– У меня тоже не «с девяти до пяти». – Рози посмотрела на наручные часы. На самом деле уже через час, чуточку больше, ей нужно быть в больнице. Ночные смены – это жесть, но с ними легче составлять расписание. Иногда было проще не спать по ночам, чем пытаться найти, с кем оставить детей во время всех этих «отпустили пораньше», каникул, праздников, повышения квалификации и родительских собраний. К тому же, если по правде, ночи в отделении неотложной помощи часто бывали более спокойными, чем ночи дома с семейством. Иногда даже менее кровавыми.

– Это да, но я имею в виду, ты же врач, – гнула свое Хизер.

– И что?

– И то, что врач – это настоящая работа.

– Как и писатель.

– Не понимаю, как вы это делаете, – повторила Хизер, качая головой. А потом, хихикнув, добавила: – И зачем.

На самом деле, вопрос «как» был легче, чем «зачем». На «как» можно было дать тот же ответ, что и на все невозможные вещи, которые берешь и делаешь. Один день за другим. Один шаг за другим. Все за одного, и один за всех. В любом случае – некое клише со словом «один», как ни забавно, поскольку она уже лет сто как не была просто одна. Рози поторопила сыновей – часть из них – к машине. Если и впредь придется каждый день вести с Хизер подобные беседы на автобусной остановке, пожалуй, стоит забирать детей прямо из школы. Ездить в машине до автобусной остановки и от нее до дома казалось полным абсурдом. Разве смысл не в том, чтобы школьный автобус довозил детей от дома до школы? Она обожала свой громадный старый фермерский дом, все пятнадцать просторных акров заросшей, приходившей во все большее запустение земли. На ней стоял амбар, от которого осталось одно воспоминание, тек ручей, таинственный и достаточно мокрый, чтобы в нем баловаться, но недостаточно глубокий и быстрый, чтобы беспокоиться. Дом был рассчитан на фермерское семейство – семейство со множеством детей, которые поднимались до рассвета, чтобы помогать доить коров, или выгонять скот, или чем там еще занимались фермерские ребятишки. Рози и Пенну доить было некого, не было у них и никакого скота, если не считать щенка (его звали Юпитером – подарок близнецам на четыре года), зато их дети действительно часто (чаще да, чем нет) поднимались до рассвета. Им нужно было много спален, и в фермерском доме их было полно, плюс идеальная детская рядом с хозяйской комнатой, которая насквозь пропахла присыпкой и была выкрашена в желтый цвет – просто на всякий случай, вдруг все же когда-нибудь родится девочка. Полы там были неровные. Стены – без звукоизоляции. Вода грелась долго. Но Рози обожала суматоху и неразбериху этого дома, которая полностью соответствовала суматохе и неразберихе ее семейства. В числе прочего, когда осыпалась лепнина – а она таки осыпалась, – всем было до лампочки. Однако случались дни, когда старый добрый уклад предместий и тупик, в конце которого останавливался автобус, давались как-то легче. А в иные дни у нее просто не хватало энергии. Сегодня женщина чувствовала себя утомленной. И не знала почему. Но ей в любом случае нужно было как-то встряхнуться. Рабочий день еще даже не начался.

Дома она продолжила свое вечное «один шаг, один день, один за всех». Пенн поприветствовал поцелуями мальчиков, попрощался поцелуем с ней и отправился забирать Ригеля и Ориона. Она перехватила эстафетную палочку приготовления ужина – стала тушить овощи, нарубленные Пенном, приправлять рис, сваренный Пенном, запекать на гриле креветки, замаринованные Пенном. (Она еще не знала, что мчащиеся половинки Клода уже воспрепятствовали всякой возможности зачать девочку посредством отказа от красного мяса.) Пока на медленном огне варилась фасоль, она выпотрошила ланч-боксы, проверила папки, рассортировала бланки. Пока выпаривался соус, домыла посуду, оставшуюся со вчерашнего вечера. Вытирая ее, она трижды прерывала устроенные Ру и Беном соревнования по бегу на роликах в гостиной. (Не то чтобы ей наконец удалось заставить их прекратить. Просто наконец удалось махнуть на это рукой.)