В доме на холме. Храните тайны у всех на виду

— Нет, мы добрались на велосипедах. — Она рассеянно повернулась к механику. — Пансион, где мы остановились, сдает в аренду велосипеды.

— Извинять мой английски, — предприняла механик вторую попытку. — Вы уметь водить? Машина ручная коробка?

— О… Да! — похоже, Рози и сама чуточку разучилась понимать родной язык.

Механик выгнала детишек из кабины, завершила последние манипуляции под капотом и показала Рози пальцами международный знак, означавший «помолись своим богам и попробуй еще разок». Мотор закрутился, как хорошо дрессированный морской котик. И все возликовали. Первое вмешательство Рози в этой клинике увенчалось успехом. Пациент — каким бы невероятным это ни казалось — выжил.

Механик была вся в машинном масле от локтей и ниже, но, к счастью, приветствие по-тайски не предусматривало рукопожатий: нужно было сложить руки перед грудью и поклониться друг другу.

— Очень рад знакомиться с вами. Я — Кей. Не спрашивать, что значить Кей. Значить очень много. Мы рады вы здесь. Я показать вам все. Вначале знакомиться с Жаль-Ральф.

— Машину зовут Ральфом?

— Жаль-Ральф, — поправил Кей.

— Почему?

— Он очень жаль.

— Это я вижу.

— Жаль-Ральф — машина неотложная помощь. Еще возить лекарство и припас, если есть лекарство и припас. Еще катафалк. Обычно жаль, однако, так что надеяться, что вам не надо.

Рози кивнула. Для нее оказалось сюрпризом и то, что механик — женщина и что она же, по всей видимости, представляла комитет встречающих. Кей повернулась и двинулась вперед, даже вроде бы не очень быстро, но Рози с Клодом пришлось чуть ли не бежать, чтобы угнаться за ней. На каждом повороте почетный эскорт разбухал, прирастая желающими поприветствовать их сложенными ладонями и поклоном, а потом трусил вместе дальше, с доброй душой позволив женщине-механику возглавить шествие. Клода, словно волной, отнесло прочь, и Рози потянулась было за ним, будто обломки кораблекрушения, за которые они цеплялись, внезапно оказались разделены штормовым морем. Но он был уже слишком далеко, между ними вздымались волны людского моря. Рози казалось, что она одновременно и плывет по течению, и пытается угнаться за ним. Хор голосов на разных языках сообщал, где здесь что, и ронял полезные намеки, возможно, даже важные. Целое дерево растопыренных пальцев указывало сразу во все стороны.

Там было строение, похожее на акушерское отделение. По крайней мере, насколько можно отличить акушерское отделение по внешнему виду. Там была мастерская с верстаком, на котором висели конечности — в основном ноги и ступни на различных стадиях готовности, некоторые еще в процессе сборки, с ленточной пилой, со сверлильным станком. Там были пациенты, сидевшие в креслах-каталках, чьи ноги заканчивались выше, чем заканчивались брюки, так что можно было понять, кому данные конечности принадлежат. Там был открытый портик — на самом деле всего-навсего подметенный земляной пол под крышей из разложенных и скрепленных картонных коробок, подвязанных к изнанке брезента, — захламленный пластиковыми садовыми стульями, спальными мешками и одеялами, сваленными в кучи: в нем размещались целые семьи, и людей вроде бы ничто не смущало. То ли они ждали лечения, то ли новостей о тех, кого лечили, — Рози заметила только, что они не истекают кровью, не стонут от боли и не собираются рожать. Повсюду были полусформированные, рыхлые очереди. К цементной стене в конце отсыпанной гравием тропинки была скотчем прилеплена таблица для определения остроты зрения. Во все строения лениво забредали (и так же лениво выходили) бродячие собаки, даже в то, на котором висела табличка «хирургическое отделение», а вместо дверей и окон зияли пустые, без дерева и стекол проемы. Был широкий островок земли с садовыми шезлонгами, за изголовьем которых стояли обычные стулья, и, хотя пациенты с открытыми ртами полулежали на первых, а на вторые присаживался медик в лабораторном халате и резиновых перчатках, Рози никак не могла поверить, что это кабинет стоматолога; но это он.

Строения были сложены из шлакоблоков с зарешеченными окошками или отделаны штукатуркой, в которой проступали нацарапанные узоры, чем-то напоминавшие кружево. Крыши из гофрированного металла, засыпанные строительным мусором, на несколько дюймов не доходили до верхней границы стен. Полы из загибавшегося по краям линолеума с почти стершимся рисунком выплескивались прямо на грунт или цемент перед строениями. Пустые открытые сточные канавы тянулись вдоль всех проходов и тропинок напоминанием о грядущем сезоне дождей, который превратит все земляные полы в хлюпающую, липкую грязь, где будут кишмя кишеть насекомые. Все — некондиционированное, нестерильное, незапечатанное и недифференцированное. Но входы, дверные проемы, открытые пространства, где должны располагаться двери, были завалены кучами сланцев, пластиковых сабо и сандалий. Рядом с каждой кучей пристроился веник, и поэтому, хотя стены и потолки покрывали десятилетние наслоения грязи, полы оставались чудесно и показательно чистыми.