В доме на холме. Храните тайны у всех на виду

Пенн подумал, но не сказал: «Вы можете спрашивать нас о чем угодно». Это должно было быть правдой, но не был уверен, что было.

Рози подумала, но не сказала: «Это была ваша вина». Это не должно было быть правдой, но она не была уверена, что не было. Она встретилась взглядом с мужем. Ему показалось, что он дышит ее легкими. Ей показалось, что он лег прямо на стол в столовой, и она вскрыла ему грудь, чтобы провести операцию — настолько это было обнаженно, так похоже на то, чему полагается быть внутренним и незримым. Но операция для нее — дело привычное, так что, едва начав объяснять, сразу удивилась, почему это всегда казалось таким трудным. Все так клинически, так медицински, так фармакологически, а она ведь врач. Вот и все.

— Блокаторы гормонов, — просто сказала она, и Пенн улыбнулся так, словно жена пошутила.

— Блокаторы гормонов? — голоса Фрэнка и Марджинни прозвучали, словно они прослушивались на роли в плохом ситкоме.

— Мы пользуемся ими много лет, — объяснила Рози-клиницист, — чтобы останавливать так называемое преждевременное половое созревание. Иногда встречаются маленькие девочки, у которых растет грудь в шесть лет, или мальчики-первоклассники, у которых уже увеличены яички или растут волосы на лобке. Таким детям назначают блокаторы гормонов. Эти средства ставят созревание на паузу. Они выигрывают время, чтобы остальные успели их нагнать. Потом, когда им исполняется девять-десять лет, мы убираем блокаторы, и дети нормально проходят пубертатный период вместе с остальными.

Пенн выглядел так, словно у него закружилась голова. Фрэнк и Марджинни выглядели так, словно ждали главной фразы анекдота, и Рози не обманула ожиданий:

— Поппи, вероятно, будет принимать те же…

— Вероятно? — перебил Пенн.

— …когда ей будет лет одиннадцать-двенадцать. Они предотвратят ее созревание как мужчины. Перекроют всю систему, чтобы она оставалась маленькой девочкой.

Фрэнк притворился, что ему не хватает воздуха.

— Неужели можно сменить пол несовершеннолетним?!

— Блокаторы гормонов только ставят систему на паузу. — Рози не нравилось, что приходится черпать из своего запаса терпения, приберегаемого для пациентов, в выходной вечер. — Эффекты этих средств обратимы. А пубертат — нет. Вот почему часики тикают. Мы должны остановить пубертат Поппи… ну, на самом деле Клода… до того, как он начнется. Если ждать момента, когда Поппи перестанет быть несовершеннолетней, она будет ростом почти в два метра, с усами, широкой волосатой грудью, большими руками и мужскими ногами сорок четвертого размера, и это никуда не денется. В этот момент мы можем скормить ей сколько угодно эстрогена, и у нее вырастет грудь, она округлится, голос станет мягче, но Поппи все равно будет выше любой подружки. Ей все равно придется заказывать обувь на каблуке через интернет. Придется ходить на электроэпиляцию, чтобы удалить остатки волос с груди, усы, бороду. Придется перенести операцию, чтобы удалить адамово яблоко. Блокаторы преграждают путь тому, что нельзя исправить впоследствии. Потом, когда она станет старше и будет готова к эстрогену, он подействует лучше, потому что ему понадобится преодолевать меньшее сопротивление. Или, если передумает, мы не сделаем ничего необратимого…

— Передумает? — перебил Пенн.

— …потому что как только снимаешь пациента с блокаторов гормонов, тело продолжает половое созревание, предусмотренное природой.

— Но! — Марджинни нахмурила лоб. Это было предложение, а не преамбула к предложению. Оно было полным. Впоследствии Рози поразило, как соседка инстинктивно поняла ее тревоги, которые сама не могла объяснить Пенну, какими бы способами ни пыталась.

— Да, — сказала Рози. — Но. Но Агги превратится в молодую женщину, а Поппи будет оставаться девочкой. Но все остальные в классе станут подростками, а Поппи — не совсем. Но дети с преждевременным половым созреванием в итоге созревают физически и эмоционально вместе со всеми остальными в обычном возрасте, а Поппи по-прежнему будет жить в предпубертате, в то время как все вокруг продолжат развиваться и превращаться в молодых взрослых.

— Тогда… зачем? — спросила Марджинни.