В духе времени

Бешенство, которое овладело Мандарином, не поддавалось описанию. Взрыв ценного оборудования, в котором, правда, он ничего не понимал, но платил-то он… Побег пленников… Глупейшая, иного слова не придумаешь, потеря трехсот тысяч — тут Киврин отчаянно стискивал кулаки и матерился — долларов… Столько проблем, и все в одну минуту и неизвестно из-за чего. Руководивший погрузкой болван утверждал, что он лично смотрел за грузчиками, чтобы они, не дай бог, что-нибудь не уронили, не разлили и чтобы, боже упаси, не курили на рабочем месте. Он также говорил, что за долю секунды перед взрывом слышал нечто вроде выстрела. А может быть, и не нечто, а именно выстрел. Хотя точно сказать он ничего не мог, потому что последующее так его напугало и тряхнуло, что он до сих пор не придет в себя.

Злой как черт, Киврин сел в свой «Мерседес» — других машин не признавал — и отправился на малую родину, в Тарасов. У него не было определенного плана, он только знал, что потерял очень много. Как человек, который никогда не признает собственной вины или воли обстоятельств, он винил в несчастьях буквально всех. Но особую ярость вызывала у него эта швабра, эта телка, которая посмела ударить его по лицу, а потом буквально вырвала у него из рук чемоданчик с деньгами. Да легче у голодного тигра отобрать кусок мяса, чем у Киврина сумму в триста тысяч долларов! И тем не менее ей это удалось.

— Ничего… — пробормотал Киврин. — Быть того не может, чтобы я не нашел эту гниду, которая у меня свистнула триста тысяч. Да ладно бы человек был, а то так, баба, фитюлька… Как же это я так лоханулся? Это вы, чер-рти, виноваты! — заревел он, бешено глядя на своих подручных, сидевших с ним в одной машине.

Те виновато опускали глазки и уходили от ответа. Да и что тут, собственно, ответишь?

Киврин приехал в загородный дом, где содержался пленник, приблизительно в полдень. Истекло уже больше полусуток с момента того злосчастного взрыва, а ярость его никак не желала утихомириваться. Мандарин стал еще более желт и одутловат. Его дряблые щеки, рано увядшие, тряслись от ярости, и он время от времени бил локтем в бок сидевшего рядом беднягу Тлисова.

Тот покорно терпел.

— Ну, если очкарик в самые короткие сроки не восполнит мне потери, я его самого на удобрения пущу! — прорычал Мандарин, выходя из машины, когда после нескольких часов стремительной гонки по маршруту Москва — Тарасовская область, дачный поселок близ волжской деревни Синенькие, его «Мерседес» наконец въехал в ворота, за которыми виднелся громоздкий, бестолково выстроенный дом, в котором содержался Докукин.

Мандарин расположился в гостиной и тут же велел подать себе несколько шампуров с шашлыком, который он мог уплетать килограммами, свежих помидоров и белого вина, которое способствовало испорченному излишествами кивринскому пищеварению.

Привели Докукина. Он выглядел подавленно, но в целом держался достойно, разве что моргал чаще обычного и шмыгал своим длиннейшим несообразным носом.

— Значит, так, доктор или кто ты там, — сказал Киврин. — Я не знаю, что ты там мудришь, но только советую тебе по-быстрому все вспомнить и работать на меня так же старательно, как ты работал на Тройного. Если не хочешь стать таким же покойником, как твой бывший хозяин.

— У меня… нет хозяина, — проблеял Докукин. И, как говорится у Пушкина, лучше выдумать не мог. Семена докукинской необдуманности легли на тучную, жирную, хорошо взрыхленную почву кивринской злобы.

Мандарин вскочил, ухватил тщедушного доктора химических наук за ухо и, крутя в разные стороны упомянутый фрагмент анатомии Николая Николаевича, заорал:

— Ты что же это, гнида! Да ты знаешь, сколько я потратил на тебя и твои трихомудрии бабок? Знаешь, сколько лавэ уже в порожняк укапало, пока ты тут сидел и задницу грел? Работать надо, понял? Работать! Сделай мне такую же партию порошка, как та, которая ушла в Москву, и будешь жить как у Христа за пазухой. И чем больше будешь делать, тем лучше будешь жить, понял, червячок?

— Но… я… мне обещали…

— Что тебе обещали?

— Новое оборудование, реагенты и новые синтетические наполнители для… м-м-м…

— Проще говори, — оборвал его Киврин, — тогда люди к тебе потянутся.

— Старое оборудование, на котором я синтезировал препарат раньше, практически выработало свой ресурс. На нем опасно работать. Может пострадать ассистент.

— Кто?

— Человек, который мне помогает.

— А, это… Да и черт бы с ним! Ты сам не пострадаешь, если что, а, профессор?

— Нет, но ассистент…

— Да плевать мне на твоего систента! Если на старом оборудовании еще можно работать, что ж ты резину тянешь?

— Мне сказали, что будет новое и…

— Не будет! Работай на том, что есть. Тебе, кажется, все сюда привезли. А, Муса? Привезли?

— Да уж конечно, — отозвался Мусагиров.

Докукин взглянул на последнего с откровенным ужасом и промямлил:

— Я… это… готов, но только не надо оказывать на меня давление, потому что… потому что я должен припомнить некоторые нюансы синтеза. У меня все было записано, но при… при перевозке некоторые данные были утрачены… мне придется воссоздавать заново.