Возобновился огневой бой. Вначале открыла методичный огонь вражеская артиллерия. Время от времени ей отвечали наши батареи. Передовые подразделения с обеих сторон вели земляные роботы. Однако такое положение не затянулось надолго. Орудийная канонада постепенно стала утихать, а через некоторое время и вовсе прекратилась. Впервые за четыре дня установилось напряженное затишье.
Начподив Николаев, прижимая к груди сумку с партийными документами, шел по неглубокой, наспех отрытой, местами обрушенной траншее в надежде разыскать комиссара полка. В траншеях ни малейшего движения. Истерзанные непрерывными боями люди свалились с ног и мертвецки спали. Только кое-где бодрствовали наблюдатели и дежурные от взводов.
На изломе породной траншеи Николаев остановился перед усатым солдатом. Уткнувшись лицом в песок, обняв винтовку, солдат, сладко посапывая, спал. Старший батальонный комиссар узнал его. Ему он нес партийный билет. Вручить бы, поздравить, но нет. Жалко будить: «Спи, солдат. Спи. Может, сон тебе приятный снится, может, ты сейчас не в окопе, а за семейным сибирским столом ведешь разговор с Лукерьей и детьми. Может, видишь их в последний раз. Спи, браток. А я постою, обожду».
Начподив зашел в отводный «ус» траншеи, поднялся на земляную ступеньку и оглядел поле боя. Скорченными трупами в зеленых френчах было усеяно оно. Тем из наступавших, кто остался в живых, сделать бы вывод, но нет. В лощинах уже накапливались новые волчьи стаи. На исходные позиции выдвигались танки.
Начподив подошел к телефону и вызвал артиллерийского офицера:
— Видите? Надеюсь, сработаете по-гвардейски!
Гвардейцев окутала гнетущая тишина. Ни единого выстрела. После непрерывного свиста бомб, оглушительных разрывов, содрогания земли, шипения осколков и свиста пуль эта тишина была особенно знаменательной. Словно по мановению волшебной палочки, вдруг все замерло и поле приготовилось для необычного поединка...
Тишину нарушили разрывы тяжелых снарядов. Дымовыми кострами вспыхнули четыре вражеские машины. Остальные продолжали двигаться вперед. По окопам пронесся клич:
— Приготовиться к отражению атаки!
Расстояние, отделяющее стороны, сокращалось. Вот уже триста метров разделяют танки и немецкую пехоту от позиций гвардии. Стрелки же по-прежнему молчали... Но вот заговорили «максимы», ручные пулеметы, автоматы, винтовки. Кучный опустошительный огонь пронесся по густой фашистской цепи. Только штрафникам, оказавшимся под защитой танков, удалось подойти ближе всех к первой траншее. С ними завязалась жаркая рукопашная схватка. Она была непродолжительной. Все до единого офицеры врага были перебиты.
Гвардейцы-дружно и решительно контратаковали гитлеровцев. Больший успех обозначился на правом фланге. Вперед вырвались две роты, которые вел комиссар Глушков. Они опрокинули гитлеровцев и на плечах у них первыми ворвались в траншею противника. Оказавшиеся без поддержки своей пехоты, танки фашистов были истреблены артиллеристами.
На опаленной, отбитой у врага земле, под донскими звездами, старший батальонный комиссар Николаев вручал отличившимся героям партийные билеты.
13. До последнего удара сердца
В жарком бою полк Юганова потерял немало хороших людей. Среди павших товарищей был и комиссар первого батальона старший политрук Глушков. Он погиб в рукопашной схватке во вражеской траншее. С сердечной болью выслушал Николаев информацию о гибели замечательного комиссара и отважного ветерана бригады моряков. Он вспомнил свою последнюю беседу с ним на подходе к Дону. Глушков был тогда бодр, подтянут. Присели на бугорке, закурили, вспомнили Казалинск, бои под Давыдковом, Хрущевкой, штурм Косткова. Глушков рассказал много новых деталей о людях, сложивших головы под Холмом.
С большой теплотой Глушков вспомнил командира третьего отдельного батальона морской бригады старшего лейтенанта Морозова. Оказывается, в памятные апрельские бои под Холмом, когда штурмовая группа лейтенанта Леснова ночью без выстрела ворвалась в траншею на высотке, выбила гитлеровцев, и там много дней шли ожесточеннейшие бои, положение трижды спасал отважный комбат Морозов. В самый критический момент боя когда лейтенант Леснов был в третий раз тяжело ранен, Морозов предпринял отчаянный шаг. Он оставил на КП только телефониста, а сам вместе с адъютантом старшим, саперами, разведчиками, поварами бросился на высотку. Около раненого Лесного комбат залег у пулемета,
— Помните, — заметил Глушков, щуря свои глаза, — тогда все повисло на волоске. Казалось, вот-вот гитлеровцы ворвутся в траншею и покончат с нашей обороной. Положение было спасено в последнюю минуту Морозовым. Пулемет его буквально опустошил ряды атакующих! После этого гитлеровцы были вынуждены прекратить свои атаки.
Глушков тогда, во время рассказа, задумался. Но вот лицо его посветлело. Ом что-то вспомнил. На губах появилась улыбка.