В его власти, или Беременна от монстра (СИ)

За эти дни Агата накрутила себя до невозможности. Женщина все время представляла, каким будет их диалог с Маратом, что она скажет ему. Подбирала нужные слова и не находила их. «Так нельзя поступать!» — звучало совсем уж по-детски, словно она журит маленького ребенка за разбитую вазу или за то, что он объелся конфет без спроса. Но дело было слишком серьезным. Этих слов было просто недостаточно.

Все, что получалось в итоге после таких репетиций — глотать украдкой успокоительное и таблетки от сердца, потому что неизменно становилось плохо. Ей трудно было представить, каково приходится Ане. Ведь изо дня в день месяц за месяцем она все время думает об этом, прокручивает ситуацию в голове и возможные события. И чем ближе роды, тем ей сложнее — это было заметно невооруженным глазом.

Агата вернулась с прогулки из сада за домом как раз в тот момент, когда услышала звук мотора работающей машины. Сердце ухнуло вниз, и опрометью она бросилась в дом, забыв напрочь о больной спине и ноющих коленях.

Голоса Марата слышно не было и Агата, торопливо раздеваясь, спросила у горничной:

— Он наверху?

— Да, Марат Павлович уже поднялся наверх, — отрапортовала девушка.

На всякий случай Агата сначала заглянула в спальню к сыну, хотя понимала, что тот как обычно первым делом направится в свой кабинет. И чем ближе она к нему подходила, тем больше в ней закипал праведный гнев. Вряд ли удастся обойтись без ссоры, и, скорее всего, Марат еще долго после этого не пустит ее на порог и вообще перестанет звонить, но… она знала, что просто не могла этого так оставить. Иначе ни за что не простит себе молчания.

— Что же ты так резко сбежал, сынок? — вместо приветствия спросила Агата, распахнув дверь.

Сразу пошла в наступление, чтобы попросту не струсить. Ее сын давно был состоявшимся взрослым мужчиной, который с подросткового возраста сам отвечал за себя. Поэтому даже сейчас внутри все дрожало от мысли о том, что он даже не станет ее слушать.

Покровский перевел на мать недоуменный взгляд и вопросительно вскинул брови:

— Куда я сбежал?

— Не притворяйся, что ничего не понимаешь! — воскликнула Агата и поспешно прикрыла за собой дверь. На самом деле просто хотела выиграть время и справиться с растерянностью. Марат выглядел осунувшимся и бесконечно уставшим. Под глазами залегли темные круги, весь внешний лоск исчез, он даже, кажется, немного похудел за это короткое время, что отсутствовал.

Мужчина оторвался на секунду от изучения чего-то на экране своего ноутбука, окинул мать изучающим взглядом и, нахмурился:

— О чем ты говоришь? Я сорвался посреди ночи в Хабаровск, даже вещи толком не собрал. В филиале твоей фирмы случилось ЧП. Крупный пожар прямо на производстве.

— Да? — стушевалась Агата, — Точно только поэтому?

— Точно.

— Все в порядке?

— Да, обошлось без жертв.

Агата замялась. Марат действительно выглядел не лучшим образом. Было видно, что он как минимум сутки не спал, поэтому она не знала, стоит ли начинать разговор прямо сейчас. Тяжелый он выйдет, с претензиями и обвинениями. Может, дать ему отдохнуть и потом спрашивать?

— Что ты хотела?

Голос сына выдернул ее из раздумий и Агата нахмурилась. Хотела было сказать, что ничего, но после за секунду решилась:

— Я все знаю, Марат.

— Что ты знаешь? — Покровский устало вздохнул и опустился в кресло. Сложил руки замком, не сводя взгляда с матери, и принял обреченный вид. Он терпеть не мог разговоров, которые начинались вот так. Да еще и после таких тяжелых дней.

— Все, Марат. И я… я не знаю, что сказать. Разве таким я тебя воспитывала?

— Так. Я не понимаю, о чем вообще идет речь. Объясни нормально, — свел брови на переносице Покровский.

— Ты что, действительно решил отнять у Ани ребенка?

Марат изменился за секунду. Вот только что перед ней сидел ее любимый единственный сын, при взгляде на которого сердце кровью обливалось, так он устало выглядел. И разом перед ней возник совершенно чужой взрослый мужчина. Лоб прорезала жесткая складка и он холодно и сурово взглянул на нее.

Поневоле Агата поежилась под враждебным взглядом сына. Он будто был незнакомым человеком. Не родным, а совершенно далеким.

— С каких пор ты позволяешь себе совать нос в мои дела?

— Что? — на секунду Агата опешила, но сразу же взяла себя в руки, — Совать нос? Речь ведь идет о чужой жизни! Это жестоко — отнимать у матери ребенка! Единственного! Аня ведь больше не может иметь детей!

— И я не мог, — парировал Марат.

— Да дело даже не в том, сможет она еще иметь детей или нет! Даже если и да! Все равно нельзя разлучать мать с ребенком! Ты так просто решаешь чужую судьбу, как будто ты сам Бог!

— Прекрати корчить из себя святошу, — брезгливо поморщился Покровский.

Агата задохнулась от возмущения и до боли в ногтях вцепилась в спинку кресла.

— Я никогда не воспитывала тебя таким бессердечным монстром, Марат!