В этих гнилых стенах

Она тяжело вздохнула и полезла в свою дамскую сумку. С минуту покопавшись в ней, что‐то сердито пробормотала и вывалила на стол содержимое. Пока она складывала помаду, флакон с какими‐то явно дорогими духами, бумаги и прочее содержимое обратно, я неспешно взял пончик и, повертев его в руках, поднес ко рту.

– Вот же они!

Я поторопился и откусил огромный кусок, о чем сразу же пожалел. Увидев то, что она протянула мне, я поперхнулся вкуснейшим пончиком, закашлялся, дышать стало невозможно, и отверстия на моей шее, руководимые инстинктом самосохранения, раскрылись и взяли на себя дыхательную функцию. Николь, захлопав своими длинными ресничками, поспешила вскочить, одной рукой прикрыла мою шею карточками, второй схватила меня за левую руку и подняла ее, как смогла высоко, над моей головой.

– Ты чего? Голоден? Не спеши, поешь нормально.

Прокашлявшись, я взглянул на карточки внимательнее, и аппетит пропал окончательно.

– Это я? – рассматривая старые, затертые фото, я понимал, что это было очевидно, но решил уточнить. Получив в ответ утвердительный кивок, стал перебирать их.

С минуту жадно вглядывался в лицо матери, которое столько лет не мог вспомнить. И теперь – вот оно, прямо передо мной. Светлые, слегка волнистые волосы, собранные в высокий хвост, пухлые губы, которые никогда не упускали возможности лишний раз поцеловать меня, забавные круглые ушки и большие, даже огромные, выразительные голубые глаза. Маленькая родинка, словно случайно оказавшаяся на фарфоровом лице, добавляла ей какой‐то изысканный шарм, тонкие руки свободно покоились на плечах отца, стоящего рядом.

Он был на голову выше нее, курчавый, лохматый, все лицо усыпано веснушками, большой курносый нос, широкое лицо – и военная выправка, хотя было видно, что он специально выпрямился. Я усмехнулся, когда вспомнил, что ходил он всегда сутулясь, часто с какими‐то бумагами, постоянно что‐то читая или записывая в них. На руках у него был я. Мелкий такой, волосы рыжие, но прямые. Улыбался – во рту не видно переднего зуба – и показывал пальцем на камеру. На снимке капля. Это моя слеза. Я поспешил вытереть рукавом лицо.

– Николь, я скучаю по ним… – с тоской прошептал я. Она бросила на меня взгляд, полный понимания и глубокой печали.

– Я тоже. – Она поджала губы и, я готов был поспорить, старалась тоже не разреветься.

Николь коснулась моей руки, протянула салфетку:

– Все должно было быть по-другому…

Она дождалась, пока я успокоюсь, и внимательно наблюдала, как я переворачиваю фото.

– Это Аня?

На фото был я, совсем еще ребенок, с небольшим свертком на коленях, который старательно поддерживал одной рукой, а во второй держал бутылочку с молоком. Лицо у меня было настолько важным и серьезным, будто я выполнял сверхсекретную миссию, от которой зависела судьба человечества. Из свертка удивленными голубыми глазами на меня смотрело почти лысое чудо с несколькими едва показавшимися светлыми волосиками.

– А? Да, не самое ее лучшее фото. – Николь улыбнулась, отбросив фото и открывая глазам следующее. На нем я сидел под елкой в костюме лиса, в смешной такой шапке, жилетке и шортах, а маленькая Аня сидела рядом в костюме зайца.

– Где она сейчас? Она жива? – без всякой надежды прошептал я.

– Буду с тобой откровенна. Наше с тобой общение крайне опасно. Для нас обоих. Поэтому я не могла показаться раньше… Поэтому же я не могу забрать тебя или остаться.

– Звучит так, словно ты боишься меня…

– Я работаю в пятом секторе. Мне пришлось отказаться от мечты, чтобы помочь тебе выбраться. Мне это семьи стоило…

Ее слова били в самое сердце. Я чувствовал огромную вину за все, что произошло из-за меня. За отца, мать, тетю, Аню…

– И мне ничего не жалко для тебя, поверь, – продолжала Николь. – Но, забрав тебя к себе, я рискую именно тобой. Я пришла к тебе, чтобы мы закончили начатое. Тебе надо забрать Аню и покинуть купол, чтобы жить нормально. Здесь тебе не суждено обрести покой. Вам обоим.

Меня наполнила бессильная злоба. Это несправедливо, мы никому не желаем зла! Почему мы не могли бы остаться и жить здесь, как нормальные люди?

Спустя несколько секунд красная пелена, застилающая глаза, порозовела, а затем исчезла полностью, открывая взору полный сочувствия взгляд Николь. Конечно, я прекрасно понимал, что она права, и даже знал почему, но все же…

– Почему сейчас?

– Потому что именно теперь вам нужно найти ее отца. Если он, конечно, жив… Причем одним. Но, думаю, вы уже достаточно взрослые и справитесь с этим.

– Но за куполом ведь нет жизни! Что мы будем там делать?

Она опять тяжело вздохнула и мягко придвинула ко мне тарелку с пончиком, напоминая, что я собирался поесть.

– В теории… ее отец живет в поселении за куполом. Ты и Аня, вы способны жить за этими чертовыми стенами. Есть информация, что, вероятно, ее отец все еще ищет вас.

– Ха-х. Это невозможно! – Я было улыбнулся этой наивности, но сразу осекся, наткнувшись на суровый взгляд тети. – Что, правда?

Она лишь слегка кивнула.