В этот день я познакомился с собой. Книга о том, как сын научил отца жизни

– Сюрприз! – из-за угла выныривает Нина. Волосы мокрые, тушь потекла, одежду хоть тут же выжимай. – Эй! – притягивает к себе в объятия, целует меня в щёку и шепчет на ухо. – Это наш новый член семьи.

– … так Моряк и стал жить вместе с нами. – заканчиваю я рассказ.

– А ты не хотел идти. – говорит сын.

Мы останавливаемся, возле двух сосен, посреди которых маленький холмик, покрытый сосновыми иглами.

Что для него этот ритуал?

Глава 8

– Почему вы решили… – священник поднёс указательный палец к губам, и я перешёл на шёпот. – Гхм… Почему вы решили, что это сработает? Мой сын не обладает особыми талантами.

Сзади раздались шаги, и я обернулся.

Другой священник под руку вёл сгорбленную, как полураскрытый перочинный ножик, старушку. Странно поглядывая на меня, женщина в шали дрожащей рукой перекрестилась и, подтянув подол юбки, опустила кости на скамейку.

Чего это она перекрестилась так?

Я поправил волосы и развернулся к святому отцу.

– В общем, не уверен, что это сработает…

– Попробуйте не ради себя, а ради сына.

Сложив руки в замок, я крепко задумался. Идея священника звучала крайне авантюрной. Он предложил сделать каждый день сына разным, да ещё как…

– Всё же я сомневаюсь. – обронил я, глядя в пол.

– Доверьтесь господу.

Я хотел было открыть рот и вставить очередное сомнение, но святой отец учтиво поднял руку и встал. От его движений свечи возле алтаря заколыхались.

– Прошу меня простить. – сказал он и удалился, на ходу кивнув головой второму священнику.

Я шумно выдохнул и ещё раз обдумал наш разговор.

Священник дал понять, что, если я хочу выбраться из «дня сурка» и перестать притворяться, мне нужно взять инициативу на себя. Ещё какую…

Каждое утро я должен придумывать правдоподобную легенду и рассказывать сыну о его таланте. Врать я не умел. Стоило мне начать что-то сочинять, как мысли путались, щёки заливались краской, глаза бегали, уши горели, словно к ним привязывали по угольку. Сын раскусит, как пить дать…

Я выпрямил ноги и случайно задел впереди стоящую деревянную стойку.

Скрип… Затем «ШШШШ» с задних рядов скамейки. Вжимаю шею в плечи, собрав ноги обратно.

Хорошо, а если отрепетировать заранее? Сделать видеозапись, попробовать несколько раз и лучший дубль отдать Никитке.

Ну а если он не поверит? Он помнит про аварию, помнит свою прошлую жизнь, но совершенно забыл вот уже 2 года после катастрофы. Для него каждый день – это первый день после того, как его выписали из больницы.

На этом можно сыграть, с самого начала рассказать всё, как есть, про провалы в памяти…

С задних рядов послышались всхлипывания. Украдкой обернулся через плечо. Старушка мягко покачивалась на лавочке.

Достаю телефон и открываю заметки. Чёрная линия подрагивает на белом экране. Что там священник предлагал?

Печатаю – «Художник, скульптор, писатель, фотограф, актёр, дизайнер…»

Палец завис над экраном. Точно… «Флорист». Закрываю заметки.

Получилось 7 талантов. Вроде в такой последовательности.

Всхлипывания сзади переросли в завывания, будто это был не плач, а перемолотый через жернова вой. Опираясь двумя руками о лавочку, встаю.

Старуха прекращает рыдать, смотрит на меня, затем медленно, как дуло пистолета, поднимает костлявый палец.

– ПУФ. – вижу, как из её рта вылетают слюни. Раздаётся смех. Будто мотор заводится и даёт осечку.

Опустив глаза, быстрым шагом иду к выходу.

Глава 9

Сидим, задумавшись каждый о своём.

Я краем глаза поглядываю на Никитку, его губы чуть шевелятся.

Затягиваюсь… Облокачиваюсь на ствол сосны.

Могучие ветки еле слышно поскрипывают на ветру.

Поднимаю с земли ладонь и выковыриваю прилипшие сосновые иглы.

– Сын…

Губы беззвучно замирают. Глаза закрыты.

– Я люблю тебя.

Брови хмурятся, уголки рта подрагивают.

Отвожу взгляд. Затягиваюсь…

Когда последний раз я слышал от него «люблю»?

Почёсываю затылок.

Волосы что-то дёргает, смотрю на ладонь. Ну вот, влез в смолу.

Зажав в зубах сигарету, большим пальцем оттираю зеленоватое пятно.

В глаза лезет едкий дым. Щурюсь.

– Пап, а что такое любовь?

От руки поднимаю глаза к сыну.

Затягиваюсь под самый фильтр и, вытащив окурок, рукой шарю под корнями сосны. Где же ты… Ухватив краем пальца кусок жести, незаметно тащу к себе. Спрятав за спиной открытую консервную банку, не глядя кладу бычок и прячу банку обратно.

– Как гласит Википедия… – начал я.

– Нет, как гласит папа. – перебил сын.

Я поскрёб бороду.

– Любовь – это когда ты смотришь на близкого человека и чувствуешь, как в груди разливается тепло.

Молчит.

Поэтичность не мой конёк. Тянусь за новой сигаретой и на полпути, услышав ответ сына, останавливаюсь.

– У меня в груди холодно… Пап, я болен?

Теперь уже я молчу, но по другой причине. В горле образовался ком, который, как пробка в вине, сдерживает стон. Пытаюсь сглотнуть.

Два года я воспитывал сына, как мог, как умел…

Что-то кольнуло под рёбрами, и, отведя взгляд, я сделал вид, что нашёл что-то в папоротнике.

Глаза слезились, в носу собирались сопли.